Однажды темным осенним утром он проснулся и забыл, как его зовут. Печально не помнить как зовут других, но забыть свое собственное имя - прекрасно.
Мне не нужны друзья, которые приветливы, хотя им нет до тебя дела и они просто боятся выглядеть нелюбезными. И трусливые друзья мне не нужны. Я хочу быть с тем, кто никогда ничего не боится, с тем, кто бы меня любил...
Хемуль постоял на берегу, задумчиво глядя на темные струи, и решил, что река похожа на жизнь. Одни плывут медленно, другие быстро, третьи переворачиваются вместе с лодкой.
Это ведь обычное дело, что сложная проблема разрешается во сне. Голова, да и все прочее, лучше всего работает, если оставить в покое.
На него снизошло удивительное спокойствие, как будто он стал деревом в тихую погоду, на котором не шевелится ни один листочек.
Есть на свете те, кто остается, и те, кто собирается в путь.
- Пойду-ка сварю кофе, - сказала мама, - а то я только и знаю, что сидеть и пробовать на вкус каждую минутку.
В мире нет ничего страшнее нас самих.
«Удивительная штука эти реки и дороги, размышлял Снифф. – Глядишь, как они стремятся мимо тебя, и на сердце становится так тревожно, так смутно. Неодолимо тянет в чужие края, тянет отправиться вслед – посмотреть, где же это они кончаются…»
Представьте, как одиноко себя чувствуют те , кого все боятся...
Она решила раздать свое имущество, чтобы вокруг нее стало побольше воздуха.
О моя чудесная, моя изумительная катастрофа…
— Вали отсюда, — сказал Снифф. — У нас секреты.
Ничего так не люблю, как звезды. Перед сном я всегда смотрю на звезды и гадаю, кто там живет и как до них добраться. Небо кажется таким дружелюбным, когда в нем полно маленьких глазок.
они вышли на узенькую дорожку и увидели путевой указатель, на котором значилось: «Танцплощадка — сюда! Лавка». — О, танцы! Пойдем? — воскликнула фрекен Снорк, хлопая в ладоши. — Я так давно, так давно не танцевала! — Нет у нас времени на танцы, когда гибнет Земля, — сказал Снорк. — Ну немножечко! — умоляла фрекен Снорк. — Ведь Земля погибнет только через два дня!
Я владею всем, что вижу, о чем думаю. Я владею всем миром.
- Знаю, знаю. Жизнь страшно осложняется, когда хочешь обладать вещами, носить, держать их при себе. Вот почему я только смотрю на вещи, а когда снимаюсь с места, уношу их в своей голове. По - моему, это куда приятнее, чем таскать за собой чемоданы.
«Глядя на эту мрачную картину, Муми-тролль думал о том, как, должно быть, боялась Земля этого приближающегося к ней огненного шара. Он думал о том, как сильно любил все это: лес и море, дождь и ветер, траву и мох. О том, что жить без этого всего было бы невозможно.
Но потом он вспомнил о маме и решил, что она знает, как все это спасти» (с.)
— Это что еще там такое? — удивился папа.
На траве сидел кто-то мокрый, несчастный, усатый и большеглазый.
— Я, — раздался слабый голос, — Выхухоль, бездомное существо. Половина моего дома рухнула, когда вы строили мост через реку. Это, конечно, не так уж важно. А другую половину унес ливень. Это, право, тоже совсем не важно. Ведь философу все равно, будет он жить или умрет. Но после такой простуды я, по совести говоря, не знаю, что со мной станется.
— Я не знал, что вы живете под мостом. Входите, пожалуйста, в дом. Моя супруга, без сомнения, постелет вам где-нибудь.
— Мне не нужна кровать, — грустно сказал философ. — Кровати — это роскошь. Мне хорошо жилось в самой обыкновенной дыре. Правда, философу все равно, хорошо ему или плохо. Но что ни говори, дыра была хоть куда.
Надо же, когда ты счастлив, то забываешь про еду.
Фрекен Снорк вложила свою лапку в лапу Муми-тролля и сказала:
— Ну и пусть! пока тебе не страшно — мне тоже не страшно.
Смотреть на вещи - одно, а держать их в руках, знать, что они твои собственные, - совсем другое.
Должно быть, очень одиноко тому, кого все боятся.
- Я не лев, - обиделся Снифф. - Я хочу маленьких приключений. Чтобы как раз по росту.