...трилогия задаёт новый способ взаимодействия между нами и Богом - не иерархический, а взаимозависимый. Не Бог сотворил нас: мы с ним постоянно творим друг друга. Вместо того чтобы слепо повиноваться Богу, как подданный - королю, мы выполняем гораздо более важную роль: мы поддерживаем в Боге жизнь.
Мы наделены сознанием и осознаём это. Возможно, к этому привела всего лишь серия случайностей, но теперь, обретя сознание, мы должны сами принять ответственность за свою судьбу. Теперь мы здесь, теперь мы осознаём себя, и теперь от нас многое зависит. С нашим появлением всё изменилось.
Можем ли мы наслаждаться произведениями литературы или искусства, создатель которых виновен в сексуальной эксплуатации детей? На мой взгляд, можем, но осведомлённость о подоплёке этих произведений отразится на нашем восприятии и сделает его более сложным. Единожды узнав правду, мы уже не сможем от неё отвернуться. И мы не должны её забывать. Это факт - и это часть нашего багажа знаний.
... нет смысла тосковать о прошедшем детстве и упиваться нездоровой ностальгией; надо повзрослеть. Надо оставить в прошлом бессознательную благодать детства и отправиться на поиски совершенно другого качества - а именно мудрости. А чтобы обрести мудрость, нам придется усвоить весь опыт, доступный человеку. Придется идти на компромиссы, пачкать руки, страдать, трудиться в поте лица и учиться ...мы можем в конце концов вернуться в свой рай - с черного хода, обойдя мир вокруг
Если читатели не замечают наших ошибок, они не станут возражать и против правильно построенной фразы.
— Я буду любить тебя вечно, что бы ни случилось. Пока не умру, и после того как умру, а когда я выберусь из страны мёртвых, мои атомы будут летать везде, пока не отыщут тебя…
— И я буду искать тебя, Уилл, — каждую минуту, каждую секунду. А когда мы снова встретимся, то прижмёмся друг к другу так сильно, что нас больше никто никогда не разлучит. Каждый мой атом и каждый твой… Мы будем жить в птицах, и цветах, и стрекозах, и соснах… и в облаках, и в тех маленьких пылинках, которые плавают в солнечных лучах… А когда наши атомы понадобятся, чтобы создать новую жизнь, нельзя будет брать их по одному — только по два, один твой и один мой, так крепко мы соединимся…
— Воображать не значит выдумывать — скорее, это особая форма видения.
— Когда вы перестали верить в Бога, — продолжал он, — вы перестали верить в добро и зло?
— Нет. Но я перестала верить в то, что существуют силы добра и зла вне нас. Теперь мне кажется, что добрыми и злыми бывают поступки людей, но не сами люди. Мы можем назвать поступок добрым, если он пошёл кому-то на пользу, или злым, если он принёс кому-то вред. А люди слишком сложны, на них не наклеишь простых ярлыков.
— Ты говорил, что я воин. Что я таков от природы и спорить с этим не следует. Но ты ошибался, отец. Я дрался, потому что это было необходимо. Я не волен выбирать свою природу, зато могу выбрать себе занятие по душе. И я сделаю этот выбор, потому что теперь я свободен.
— Далеко ещё, Нет-Имени? — тихо спросила Лира. — Наша бедная стрекоза умирает, а без неё у нас не останется света.
Гарпия обернулась к ней:
— Просто иди. Не можешь видеть — слушай. Не можешь слышать — чувствуй.
—Когда мы были живы,нам говорили,что после смерти мы попадём в рай.А рай,говорили нам,—это место,где царят восторг и ликование,и мы будем целую вечность упиваться блаженством в обществе святых и ангелов,воспевающих Властителя.Однако в стране мёртвых никого не награждают и не наказывают.Страна мёртвых—это царство пустоты.Сюда попадают и праведники,и грешники,и все мы вечно прозябаем в этих сумерках без всякой надежды на свободу,радость,сон,покой или отдых.Но вот сюда пришла эта девочка—она предлагает нам выход,и я готова следовать за ней.Даже если это означает забвение,друзья,—я приветствую его,ибо это не будет ничто,ибо мы снова станем жить в тысяче травинок и в миллионе листьев,мы будем падать в дождевых каплях и носиться в свежем ветре,мы будем блестеть в росе под луной и звёздами там,в физическом мире,а он—наша истинная родина и всегда был ею.И я призываю вас:вернёмся с этой девочкой туда,под ясное небо!
— Вы абсолютно правы! У каждого должно быть дело, которое приносит ему уважение и которое можно выполнять с гордостью. Так вот оно, дело, которое под силу только вам, поскольку вы хранители и блюстители этого края. Вашей задачей будет провожать духов от места высадки у озера через всю страну мёртвых к новому выходу в верхний мир. А взамен они будут рассказывать вам свои истории — это честная и справедливая плата за ваш труд проводников. Что скажете?
Нет-Имени посмотрела на своих сестёр, и те закивали. Тогда она ответила:
— В таком случае пусть у нас будет право не показывать им дороги, если они солгут, или утаят что-нибудь, или не найдут что нам рассказать. Тот, кто живёт в мире, обязан видеть и чувствовать, слышать, любить и узнавать новое. Мы согласны сделать исключение для младенцев, которые не успели ничего узнать, но если кто-нибудь другой придёт сюда с пустой памятью, мы не станем его выводить.
— Переплыть озеро и попасть в страну мёртвых, — сказала она, наставив костлявый палец на Лиру, — вы можете только со своими смертями. Вы должны их позвать. Я слышала о людях вроде вас, которые не подпускают к себе свою смерть. Они её не любят, и она из вежливости держится незаметно. Но она недалеко. Ты поворачиваешь голову, а она ныряет тебе за спину. Куда ни посмотришь, она прячется. Может спрятаться в чашке. Или в капле росы. Или в дуновении ветра. Не так, как мы со старухой Мартой. — Она ущипнула старуху за морщинистую щёку, а та оттолкнула её руку. — Мы живём в любви и дружбе. Вот тебе ответ, вот что ты должна сделать, скажи: добро пожаловать, подружись с ней, будь к ней добра, подзови к себе поближе и тогда увидишь, о чём с ней можно будет договориться.
— И у каждого есть своя смерть? — изумился Уилл.
— Ну конечно, в тот миг, когда ты рождаешься, твоя смерть приходит в мир вместе с тобой, и она же тебя уводит.
— Ага, — сказала Лира, — нам это необходимо знать, потому что мы хотим найти страну мёртвых и не знаем, как туда попасть. Куда мы отправляемся, когда умрём?
— Твоя смерть трогает тебя за плечо или берёт за руку и говорит: пойдём со мной, пора. Это может случиться, когда ты заболела лихорадкой, или подавилась хлебом, или упала с высокой крыши, и посреди твоих мучений смерть приходит к тебе с добром и говорит: успокойся, дитя, успокойся, пойдём со мной, — и ты отплываешь с ней на лодке, в туман. А что происходит там, никто не знает. Никто не возвращался.
— «Может» — ещё не значит «должен». Но если ты должна и можешь, тогда никаких отговорок нет. Пока ты жива, твоё дело — жить.
— Ангел удрал, — сказал медведь.
— Он не был воином. Он делал, что мог, а потом больше ничего не смог сделать. И не он один боялся; я тоже боюсь. Мне надо как следует подумать. Может быть, иногда мы не поступаем правильно, потому что неправильное кажется более опасным, а мы не хотим выглядеть трусами и поступаем неправильно только потому, что это опасно. Нам важнее не выглядеть трусами, чем правильно рассудить. Это очень сложно.
— Им ты можешь делать необыкновенные вещи, но ты не знаешь, что этот нож может делать сам по себе. Твои цели могут быть хорошие. А у ножа могут быть свои цели.
— Как так? — удивился Уилл.
— Цель орудия — в том, что оно делает. Цель молотка — бить, цель тисков — крепко держать, цель рычага — поднимать. Цель — то, для чего их сделали. Но иногда орудие может иметь другие применения, о которых ты не знаешь. Иногда, делая то, что намеревался, ты одновременно делаешь то, что вознамерился делать нож, и не знаешь об этом.
Дама Салмакия сказала:
— Отдыхай. Усталость — это не позор.
— Я не хочу подводить Уилла! Не хочу, чтобы он думал, будто я слабая и задерживаю его.
— Вот уж о чём он не думает.
— Вы не знаете, — буркнула Лира. — Вы его знаете не лучше, чем меня.
— Но когда мне грубят, хорошо знаю, — спокойно сказала дама. — Послушайся меня и отдохни. Побереги свою энергию для ходьбы.
— Тебе следовало бы проявлять некоторое уважение, — сказал Лире кавалер. — Ты глупый, невоспитанный ребёнок, и несколько храбрых мужчин погибли сегодня вечером, чтобы спасти тебя. Так веди себя вежливее.
— Да, — смиренно отозвалась она, — извините, я постараюсь, правда.
— А что до тебя… — продолжал он, повернувшись к Уиллу.
Но Уилл не дал ему договорить.
— Что до меня, я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали, так что и не пробуйте. Уважение должно быть взаимным. А теперь слушайте меня внимательно. Не вы тут распоряжаетесь, а мы. Если хотите остаться и помочь, тогда делайте, как мы говорим. Иначе отправляйтесь к лорду Азриэлу прямо сейчас. И без возражений.
Ты не хмурься, мрак ночной!
Полночь, сжалься надо мною;
Подыми свою луну,
Лишь ресницы я сомкну!
Уильям Блейк (Перевод С.Маршака)
— Нет! Вы ошибаетесь! — вскричал Уилл. — Я ничего такого не искал! Мне хотелось совсем другого!
— Возможно, ты к этому не стремился, но нашёл именно это, — сказал человек во тьме.
— На свете есть две великие силы, — сказал он, — и они боролись между собой с самого начала времён. Каждое улучшение в жизни человечества, каждая крупица знания, мудрости и порядочности были вырваны одной стороной из зубов другой. Каждый маленький шаг человека к свободе был поводом для свирепой битвы между теми, кто хочет, чтобы мы знали больше и были мудрее и сильнее, и теми, кто хочет заставить нас быть покорными и смиренными.
— Я не хотел его! Не хочу и теперь! — воскликнул Уилл. — Если он вам нужен, можете взять! Я ненавижу его и то, что он делает…
— Слишком поздно. У тебя нет выбора: ты носитель. Он сам тебя выбрал. Больше того — они уже знают, что ты завладел им, и, если ты не используешь его в борьбе против них, они вырвут его у тебя из рук и будут до конца времён использовать в борьбе против нас, всех остальных.
— Но почему я должен с ними драться? Мне надоели драки, я не могу драться вечно, я хочу…
— Раньше ты побеждал своих врагов?
Уилл молчал. Потом ответил:
— Да, наверное.
— Тебе пришлось драться за нож?
— Да, но…
— Значит, ты воин. Прирождённый. Спорь с чем хочешь, но не со своей собственной природой.
— А теперь скажи мне вот что. Вы, ведьмы, знаете что-то об этой девочке Лире. Я почти вытянула это у одной из твоих сестёр, но она умерла во время пытки. Что ж, здесь тебе никто не поможет. Скажи мне правду о моей дочери.
— Она станет матерью… — Лина Фельдт с трудом выговаривала слова. — Она даст жизнь… ослушается… и станет…
— Назови её! Ты говоришь всё, кроме самого важного! Назови её имя! — воскликнула миссис Колтер.
— Ева! Мать всего человечества! Новая Ева! Ева-мать! — рыдая, выпалила Лина Фельдт.
— Ах вот как, — сказала миссис Колтер.
И испустила долгий вздох, словно цель её жизни наконец-то стала ей ясна.
— Простите, если задаю вам бестактный вопрос, но я никогда ещё не видел, чтобы чей-нибудь деймон, если не считать ведьминых, был на такое способен. Но вы же не ведьма. Вы научились это делать или умели от рождения?
— Людям ничто не даётся от рождения, — ответил Грумман. — Мы должны всему учиться сами.