Даже когда Хель проходила с серпом между рядами ревущих войск, выкашивая жертвы направо-налево, с её губ не сходила хладнокровная полуулыбка, а горы трупов устилали её след.
Никто не видел её лица, но она целовала каждого, прежде чем вскрывала сталью человеческую плоть. Она не считала их, не запоминала имён, не отмечала лиц, жизнь любого смертного волновала её не больше, чем сухая трава под ногами.
Смерть, как правило, не может позволить себе быть доброй или злой, она не понимает, когда люди называют её естественной или неестественной, быстрой или медленной, мучительной или милосердной. Ей равно чужды мораль, культура, этика, чувства и эмоции. Единственное, что всерьёз способно бесить мою жену, так это когда люди играют со Смертью…
– Сир, ой, простите, лорд Белхорст, – спросил Метью, – а кто такие гноры?
– Болтливые твари из костей, но с причесоном, – хихикнул Десигуаль.
Физиономия моего пажа недоумённо вытянулась, и мне пришлось объяснить подробнее.
Гноры (хноры, хнары) – мифические существа, абсолютно реальные в этом мире. Как правило, это скелет человека или зверя с абсолютно живой головой. Смотрится жутковато, обладает завлекающим голосом, питается сырым мясом, чьим угодно. Чаще всего просто уговаривает жертву добровольно подставить горло, но в случае необходимости может применить силу, и немалую. Убивается, как и большинство нечисти, отрубанием головы или перемалыванием всего скелета в однородную костную муку. Это, кстати, куда надёжнее.
В дверь позвонили ещё раз, а потом уже просто стукнули кулаком раза три-четыре.
– Кто там? – не хуже почтальона Печкина, доведённого птичкой, взвыл я. – Вот сейчас вообще не вовремя, мы ещё прошлых гостей не всех перебили…
– В очередь, сукины дети, в очередь! – поддерживая меня, пролаял бывший бог. Уж не знаю, где он умудрился подсмотреть Булгакова.
«Куда вы? – вдруг раздался в моём мозгу чарующе-сладкий голос. – Зачем от меня убегать?»
– Эд, быстрее!
«Там вас ждёт медленная и страшная смерть. А я прижму вас к груди, обогрею дыханием и убаюкаю ласками. Не стоит меня бояться…»
– Я стараюсь, стараюсь, не торопи бога!
«Прими мой поцелуй, Ставр Белый Волк. Не противься судьбе, и ты почувствуешь облегчение. Боль и страхи останутся позади. Не надо мучиться, страдать, скорбеть о несовершенстве мира, взывать к справедливости равнодушное небо. Останься со мной. Обернись ко мне. Одно лишь касание губ, короткое и нежное…»
Прощальная песня победителя над поверженным врагом:
Великие воины, павшие в битве,
Лишённые даже прощальной молитвы,
Защиты от подлости, лжи и вранья,
Но ставшие пищею для воронья,
Упавшие лбом в равнодушное небо,
Смешавшие с кровью всю быль или небыль,
Отдавши дыхание звону секир,
Навеки покинувшие землю и мир,
Отпетые ветром, укрытые снами,
Молю вас, дождитесь.
Я скоро.
Я с вами…
– Смотри за ней. Если хоть раз кровь врага на губах почует – не удержишь девчонку. Тьмы в её душе нет, верю, сам не раз ей в глаза глядел. Но тем, что за Гранями, этого и не нужно. Они из неё светлый и сильный меч выкуют, принесут в наш мир, и она сама станет вершить справедливость. Единый судья, единый приговор, единое наказание… и палач един для всех. Правда без справедливости, закон без милосердия, истина в последней инстанции.
– Как же я по тебе соскучилась…
Она не ждала от меня ответа, всё было очевидно без слов. Я не мог наглядеться на неё – живую, сильную, красивую и опасную, словно испанская сталь, нежную и страстную, как морская волна. Эта женщина была воплощённой мечтой любого мужчины!
– Ставр, дружище, я знаю не так много слов, чтобы описать твоё (наше) положение. Самое подходящее начинается на букву «ж»…
– Не смешно.
– Скорее даже трагично, – поморщился он, и в его глазах загорелся знакомый мне безумный огонёк.
– Па, а как этот ваш Выбор вообще должен произойти? Меня куда-то вызовут, чтобы я что-то там подписала?
– Несколько сложнее, – вздохнул я. – В принципе подписывать ничего не надо, но ты должна будешь чётко выразить свою волю.
– То есть?
– Раз и навсегда решить, кем ты хотела бы стать – богиней жизни и смерти, объединяющей вокруг себя весь мир или даже все миры за Гранями, или обычной девочкой. Здесь и со мной.
– Поговори с ним потом, один на один, – попросил я, наклонившись к правому уху Центуриона. – Так, по-товарищески, без наездов. Но чтоб он понял…
– Хорошо, Ставр, – кивнул чёрный конь. – Когда надо, я умею быть чрезвычайно убедительным. Четыре подковы по зубам – это, знаешь ли, вполне себе весомый аргумент.
– Хельга запретила его бить, – с тоской признался я.
– О-о… тогда извини, мы с твоей дочкой в разных весовых категориях. Она же с меня потом три шкуры спустит.
– Вот поэтому и прошу: просто поговори.
– Тогда я ещё Ребекку к этому делу припрягу. Возможно, она, как девочка, найдёт нужные струны в душе этого юноши.
– Согласен, – подтвердил я, толкая Центуриона каблуками.
Солнце медленно скатывалось к горизонту. Пики гор стали золотисто-оранжевыми, не матовые, как на картинах Рериха, а скорее прозрачно-хрустальные. Казалось, от их соприкосновения с небом слышится лёгкий звон, а зелёные верхушки сосен уже укутывала синеватая дымка. Северная природа чарует своей волшебной музыкой, и услышать её способен не каждый. Но если твой слух различает ноты флейты ветров, ты останешься здесь навсегда…
— Держись, дружище, — максимально пародируя его интонацию, предупредил я напоследок. — Сегодня мы никуда не выезжаем, прятаться тебе негде, и не я привёл сюда твою Ребекку, а она меня. Короче, если будут бить, не зови на помощь…
— Ты меня бросишь?! Ставр, это же не наш метод, вспомни о мужской солидарности!
— Много ты о ней помнил, когда распускал хвост перед женщиной своего господина? — В притихшую конюшню неторопливо и грациозно шагнула белая лошадка. — Таки я всё видела. И у меня почти нет вопросов. Ну, кроме одного… Как ты хочешь быть похороненным, хитрозадый чёрный поц?!
— Лучше скажи, когда ты пригласишь меня в Кость? С подружками!
— Я обещал, но… мм… Кстати, насчёт твоих подружек…
— Девочки идут исключительно на охоту. Если хоть одна улыбнётся тебе ласковей, чем, например, стулу в прихожей, я её убью, причём быстро и без вопросов.
— Я не это имел в виду, а…
— А если ты будешь строить им глазки, я убью и тебя, — так же нежно прошептала улыбчивая дампир, сладко лизнув меня в ухо.
— Теряю форму, — хрипло подтвердил дядя Эдик. — Но и они тоже обнаглели — семеро на одного.
Волк слева деликатно прокашлялся.
— Ладно, шесть, — кисло исправился Эд. — Что, чуточку прихвастнуть нельзя? Сами-то расселись, как в театре, и только ставки делали…
Волк справа покаянно опустил хитрую морду, значит, так и было.
— Через час мы выезжаем.
— Центурион и Ребекка в курсе?
— Эд, по-моему, мы единственные владельцы домашней скотины, которые вечно интересуются её мнением по тому или иному вопросу.
— Ну, моя милая лошадка хотя бы не пишет. Не то что твой черногривый бумагомаратель…
— Ребекка проболталась? — догадался я.
Эд удовлетворённо хмыкнул — она, родимая, сдала с потрохами за два солёных сухарика.
— Любимый, ты просто фантастический мужчина!
— Скажешь мне это в другом месте и при других обстоятельствах, — подумав, предложил я. — А теперь скажи, если я сам попрошу ваш клан прийти и помочь мне в наведении конституционного порядка, сколько это будет стоить?
— Ну-у, смотря сколько девочек ты пустишь.
— Положим, троих.
— Три ночи со мной, без звонков, без вызовов на работу и всей той немыслимо важной мужской ерунды, на которую вы вечно отвлекаетесь.
— Договорились.
— Я тебя о-бо-жа-ю!
— Па-а! Я грязная, как племенная чушка на свиноферме-е! Можно мы больше не будем её загипсовывать, а просто закопаем где-нибудь за конюшней?
— А не лучше ли будет её высушить, сир? Если такую горгулью поставить над воротами замка, кто из врагов дерзнёт сюда сунуться?!
— О, Седрик, нельзя же так со старушкой. Чисто из женской солидарности я против. Это негуманно. И не смотрите на меня так, просто дайте мне кирпич и отвернитесь…
— Ставр, как твой родственник, я всегда помогал тебе во всём. Но это выше моих сил! Клянусь задницами Тангниостра и Тангриснира, двух козлов из моей колесницы, да принесите её уже кому-нибудь в жертву! Всё равно её даже в питерскую Кунсткамеру не примут, чтоб не распугать заспиртованных экспонатов!
— Граничар-р-р, — огромный серый призрак с горящими зелёными глазами и синим огнём, пробегающим по вздыбленной холке, переключил внимание на меня, — ты пер-решёл чер-рту!
— Неужели? Может, отойдём в сторонку и ты расскажешь мне об этом один на один? Или тебя братец не отпускает со взрослыми дядями разговаривать?
— То есть ты послушал неговорящего волка и едешь с его волками останавливать других волков? — не совсем въезжая в тему, уточнил он. — И более того, вы уверены, что те двое — это не бывшие слуги Одина, а из стаи Фенрира? Это временный союз, и когда ты поможешь живым волкам против волков призрачных, ваши соглашения потеряют силу и вы вновь — враги. Мне одному видится здесь дебильный дуализм ситуации?
— Погоди, всё не совсем так…
— Ставр, если тебя не убьют призрачные волки, то сожрут вот эти! В честь твоей же победы!
— Не моей, а общей…
— Да, да, тебя сожрут в честь вашей общей победы! Разумеется, это в корне меняет ситуацию, как же я сразу не понял-то, а?!
Лошади мыслят! Общаются меж собой. Свободно говорят на любом человеческом языке и чаще всего готовы к полноценному общению. Но люди в массе этого не приемлют. Мы сами шпорами, железными удилами, плетьми и окриками отталкиваем их! Те, кто заслуживает доверие лошадиного племени, могут наслаждаться удивительным счастьем живого разговора с искренним и любопытным четвероногим собеседником. Но таких немного…
— Я всё тебе объясню.
— Да уж, будь любезен. Со мной такого раньше никогда не было. Нет, в меня стреляли, пытались зарезать, даже один раз сжечь, но чтоб взорвать вместе с ванной?! По-моему, это перебор, нет?
— Согласен. Знаешь ли, я до знакомства с тобой тоже жил куда спокойнее. Драконы, Грани, мятежные бароны, мертвяки, убыры, но не…
— Хочешь сказать, что это я виновата?!
— Нет! Хочу сказать, что мы! Отдельно друг от друга нас не трогают, но вот вместе…
Я же молча достал баллончик из пакета и переложил в правую руку, прикрыв рукавом пиджака, как стилет. У меня не было никаких предчувствий, но жизнь в Закордонье учит быть готовым ко всему. Второй шанс даётся редко, враг никогда не считается с выдуманными законами благородства и кодексом чьей-то там чести. Задача любого боя — убить или вывести из строя противника. Всё прочее — красивая литература, лживая до тошноты.
— Па?!
— Да, — кротко откликнулся я.
— Кто были эти уроды?
— Мм… а у нас случайно кофе не осталось?
— Кофе? — Хельга пустила сквозь зубы первую струйку пара. — Кофе полно дома. Тебя дядя Эдик за руку отведёт, а я останусь тут, найду этих летающих утырков и заставлю сожрать собственный парус! Без соли! А потом я всё равно закопаю их в асфальте вместе с корабликом.
— С драккаром, — на автомате поправил я. — Корабль викингов называется драккар.
— Па, да мне по большому счёту крайне фиолетово, как он называется, ок? Потому что когда я их поймаю, то не буду сдавать экзамен по древнескандинавской истории, я их просто пришибу тем же учебником по голове! Каждого! Учебник толстый, он выдержит…
– Где мои вкусняшки? – Меньше вкусняшки, стройнее ляжки!
– Не бойся, ругаться не буду, я просто всё тебе прощу. И бойся, потому что я всё прощу, но ничего не забуду.