Когда страну раздирают надвое, она рвётся удивительно причудливыми зигзагами, и трудно предположить, кто окажется на одной стороне, а кто на другой.
Даже если в ком-то течет та же кровь, что у тебя, вовсе не обязательно делиться с ним секретами.
Людям нельзя доверять. Собаки рычат, прежде чем укусить, но люди зачастую улыбаются.
We do not want our memories to disappear. So while we still have them, we drop them into the ears of the young – willing or unwilling. Perhaps we hope that will stop our lives fading without trace.
Если кто-то забывает о гордости и молит всем сердцем, но его мольбы напрасны, он уже никогда не станет прежним. Что-то в нем умирает, а что-то рождается. Словно после пережитого в душе Мейкпис, подобно зимней росе, осело новое восприятие мира. Она сознавала, что больше не сможет чувствовать себя в безопасности или любимой, как раньше. А еще знала, что ни за что на свете не станет никого умолять.
Ночная рубашка и сползший на лоб колпак Овадии были обшиты дорогим кружевом, и Мейкпис принялась беспомощно вычислять, сколько недель потребовалось бы матери, чтобы сплести такое же. Но тут она сообразила, что уставилась на лорда, и поспешно опустила взгляд. Глазеть на богатых и могущественных было опасно. Все равно что смотреть на солнце.
Нам всегда трудно простить наших героев за то, что они тоже люди.
– Логично, каждый чего-то хочет, – ответил Джош. – Даже те, кто не кидает монетки в колодец желаний.
И… есть и другие желания, которые, ну, надо отменить, потому что люди были несчастны, им было больно…
Недовольный рев духа колодца был скорее не звуком, а изменившимся воздухом. Запахом горящих шин и вонью плесени. Мрак патокой сгустился в венах Райана.
Нельзя отменить. Желания причиняют боль. Желания причиняют страдания. А потом счастье.
Я уже привык, что у нас есть ребенок, давай не будем его убивать
Нет, он не мечтал о мотоцикле, но хотел, чтобы родители признали за ним право на эту мечту.
В девяти случаях из десяти поражение у нас в голове.
Лицо номер 41 – «Спящий барсук»: выражение сердитого интереса, подходящее почти во всех ситуациях. Он так долго носил одно Лицо, что оно врезалось в его черты.
Вытянуть из человека ложь ничуть не сложнее, чем правду.
Она немножко сошла с ума, чтобы не сойти с ума окончательно.
- Детишки не были к вам добры, да? - Детишки? - Кто еще мог быть так жесток?
"Моя мать не злая, - напомнила себе Фейт, - Она просто очень здравомыслящая змея, защищающая свои яйца и прогрызающая себе путь в меру своих способностей".
– Это город голодных, – заметил она. – Даже честные люди иногда забываются. У дьявола нет лучшего друга, чем пустой желудок.– Но мы привезли деньги для короля! – напомнила Мейкпис, вспомнив о целом состоянии в золоте. – Неужели он не может заплатить людям монетами, а не клочками бумаги?Пег печально усмехнулась:– О нет. Все будет немедленно потрачено на долгожданную выплату жалованья солдатам. Если король не найдет золота… весь гарнизон восстанет и разнесет город. Поверьте, в этом случае жителям придется куда хуже!– Дайте человеку шпагу и пистолет, – поддержала Хелен, – и оставьте его голодным на несколько недель, тогда всякий покажется ему врагом.
Что-то тут когда-то произошло. То ли зарезали человека, то ли нашли на тропинке палец с кольцом, то ли местные регбисты всем клубом помочились с моста в канал. Никто уже не помнил почему, но название «Беломаг» звучало гадко. При упоминании о Беломаге у родителей кривились лица, как от сильной вони. Для детей этот городишко был под запретом.
В шесть лет Райану подарили книгу про оптические иллюзии. Там было женское лицо, перевернутое вверх ногами. Казалось, красивая дама улыбается, но лишь до тех пор, пока не перевернешь книгу. Секрет заключался в том, что глаза и рот дамы были развернуты на сто восемьдесят градусов относительно лица. Поверни книгу, и на месте улыбки увидишь стиснутые зубы и опущенные уголки губ, а глаза окажутся перевернуты вверх ногами.
Прежде Райан никому не говорил, как этот рисунок напугал его. Оказывается, стоит посмотреть на привычные вещи под новым углом, и они предстанут перед тобой иными, незнакомыми и страшными. Значит, каждый объект надо разглядывать во всех возможных ракурсах, чтобы он не застал тебя врасплох.
– Мне кажется, я его даже ненавидел, – произнес он спустя секунду. – Понимаешь, за то, что он не такой, как мне хочется. Но… несмотря на все плохое, он все равно мой друг. И когда твой друг тонет, пусть даже он специально это делает и отталкивает твою руку, ты же его не бросишь, правда?
– Но… какая она? Имею в виду, она хорошая? Ей можно доверять?
– Доверять? – Эрствиль поковырялся в зубах. – Она же создательница Лиц. Все в ней – фальшь. И на продажу.
– Но… Лица же должны откуда-то рождаться? – настойчиво спросила Неверфелл. – Я хочу сказать, за ними должны быть чувства. Так что… может, семь лет назад с ней что-то случилось, какая-то трагедия, поэтому она и придумала все эти Лица?
за день в голову Неверфелл набилось столько мыслей и картин, что теперь мозговые шестеренки отказывались угомониться
самая страшная тюрьма – та, о которой не знаешь. И потому не пытаешься сбежать.
Если мы не помним свои ошибки, что мешает нам совершить их снова?