Цитаты из книг

Когда любовь умирает и брак в развалинах, первой жертвой становится честная память, беспристрастный взгляд на прошлое. Слишком обременительно, слишком болезненно для настоящего. Это призрак былого счастья на пиру опустошенности и неудачи.

Выходит, мы все одиноки, даже я, и каждый топает по пустынному шоссе, нося на палке через плечо узелок тайных умыслов, графиков бессознательно-корыстных предприятий.

Я унаследую современные условия (гигиена, выходные дни, болеутоляющие, настольные лампы для чтения, апельсины зимой) и буду обитать в привилегированном уголке планеты — в сытой, свободной от эпидемий Западной Европе. Древней Эуропе, склеротической, относительно доброй, мучимой призраками, бессильной перед хулиганом, неуверенной в себе, манящем прибежище для миллионов несчастных. Непосредственным моим окружением будет не цветущая Норвегия, первая среди моих предпочтений по причине ее гигантского суверенного резерва и щедрого социального обеспечения; не вторая по желательности Италия, с ее национальной кухней и солнечным упадком; ни даже третья моя фаворитка, Франция, с ее пино-нуар и веселым самоуважением. Нет, я унаследую нечто меньшее, чем Соединенное Королевство, возглавляемое почитаемой старой королевой, где принц-бизнесмен, знаменитый добрыми делами, своими эликсирами (экстрактом цветной капусты для чистки крови) и неконституционными вмешательствами, нетерпеливо ждет короны. Здесь будет мой дом, и он вполне годный.

Мы построили слишком сложный и опасный мир, с ним уже не в силах управляться наш драчливый вид. При такой безнадежности большинство уповает на сверхъестественное. Это — сумерки второго Века Разума. Мы были изумительны, но теперь мы обречены.

Враждебный фактор вынуждает нас быть чуткими к нему, он действует, жалит, когда мы приближаемся к огню, когда любим слишком сильно.

Бог сказал: да будет боль. И стала поэзия.

Как ни близок ты к другому человеку, внутрь к нему не влезешь, даже если ты у него внутри.

Принципиальный вопрос в связи с каждым рождением решается так: или — или. Третьего не дано. В момент ослепительного появления на свет никто не восклицает: «Это человек!» Нет: «Девочка!», «Мальчик!». Розовое или голубое — минимальное расширение фордовской формулы: «Можете получить машину любого цвета при условии, что он будет черным». Пола только два. Я был разочарован. Если человеческие тела, умы, судьбы так сложны, если мы свободны как ни одно другое млекопитающее, почему так ограничен выбор?

Самые благовидные фантомы Европы — религия, а когда она дрогнула, безбожные утопии, ощетинившиеся научными доказательствами, — совместно выжигали землю с десятого по двадцатый век. И вот они явились снова, выросшие на Востоке, в поисках своего рая и учат малышей резать глотку своим мишкам.

Голова, мозг — это тебе не гостиница, знаешь ли, — сказал я. — Барахло оттуда не выкинешь, как старую консервную банку. Если уж на то пошло, то это, скорее, река, а не место — движется, изменяется. Реку не упорядочишь.(Стереометрия)

Первая любовь, последнее помазание

Иэн Макьюэн

Его первая книга, предлагаемая вашему вниманию, получила премию Сомерсета Моэма за лучший дебют. В своих ранних рассказах автор демонстрирует широкий спектр стилистических экспериментов «Это была для меня своего рода лаборатория, — говорил он в интервью, — способ опробовать различные регистры, найти себя как писателя» В макьюэновской лаборатории правнук выдающегося математика-любителя XIX века повторяет прадедовы опыты в области стереометрии человеческих тел, подростки устраивают мужское...

Случалось, меня распирало от смеха при мысли о том, как отец трудится по двенадцать часов на мучном заводе, как приходит вечером домой с измученным, обескровленным, раздраженным лицом, но еще смешнее было думать о тех тысячах, что каждое утро высыпали на улицу из одинаковых, таких же, как наш, домов, чтобы всю неделю провкалывать, в воскресенье отдохнуть, а с понедельника снова добровольно тянуть лямку на заводах, фабриках, лесопильнях и пристанях Лондона, возвращаясь со смены на день старше, на день измученнее, но ничуть не богаче; за кружками нашего чая мы с Раймондом ржали над этим величайшим надувательством — тасканием, копанием, бросанием, упаковкой, проверкой, потом, стонами ради выгоды других; над тем, как для самоуспокоения они привыкли видеть в этой каторге добродетель, как вознаграждали себя, если им удавалось прожить, не пропустив ни дня из этого ада;

Первая любовь, последнее помазание

Иэн Макьюэн

Его первая книга, предлагаемая вашему вниманию, получила премию Сомерсета Моэма за лучший дебют. В своих ранних рассказах автор демонстрирует широкий спектр стилистических экспериментов «Это была для меня своего рода лаборатория, — говорил он в интервью, — способ опробовать различные регистры, найти себя как писателя» В макьюэновской лаборатории правнук выдающегося математика-любителя XIX века повторяет прадедовы опыты в области стереометрии человеческих тел, подростки устраивают мужское...

... когда ты в чужом обличье и притворяешься не собой, кто отвечает за поступки, которые ты сам, без костюма, никогда бы не совершил... никогда не позволил бы себе совершить?

Первая любовь, последнее помазание

Иэн Макьюэн

Его первая книга, предлагаемая вашему вниманию, получила премию Сомерсета Моэма за лучший дебют. В своих ранних рассказах автор демонстрирует широкий спектр стилистических экспериментов «Это была для меня своего рода лаборатория, — говорил он в интервью, — способ опробовать различные регистры, найти себя как писателя» В макьюэновской лаборатории правнук выдающегося математика-любителя XIX века повторяет прадедовы опыты в области стереометрии человеческих тел, подростки устраивают мужское...

в людских делах не существует глав

Первая любовь, последнее помазание

Иэн Макьюэн

Его первая книга, предлагаемая вашему вниманию, получила премию Сомерсета Моэма за лучший дебют. В своих ранних рассказах автор демонстрирует широкий спектр стилистических экспериментов «Это была для меня своего рода лаборатория, — говорил он в интервью, — способ опробовать различные регистры, найти себя как писателя» В макьюэновской лаборатории правнук выдающегося математика-любителя XIX века повторяет прадедовы опыты в области стереометрии человеческих тел, подростки устраивают мужское...

К чему только не привыкнешь со временем.

Первая любовь, последнее помазание

Иэн Макьюэн

Его первая книга, предлагаемая вашему вниманию, получила премию Сомерсета Моэма за лучший дебют. В своих ранних рассказах автор демонстрирует широкий спектр стилистических экспериментов «Это была для меня своего рода лаборатория, — говорил он в интервью, — способ опробовать различные регистры, найти себя как писателя» В макьюэновской лаборатории правнук выдающегося математика-любителя XIX века повторяет прадедовы опыты в области стереометрии человеческих тел, подростки устраивают мужское...

"Он знал этот мир неплохо, но мир, так сказать, знатт его не хотел".

Первая любовь, последнее помазание

Иэн Макьюэн

Его первая книга, предлагаемая вашему вниманию, получила премию Сомерсета Моэма за лучший дебют. В своих ранних рассказах автор демонстрирует широкий спектр стилистических экспериментов «Это была для меня своего рода лаборатория, — говорил он в интервью, — способ опробовать различные регистры, найти себя как писателя» В макьюэновской лаборатории правнук выдающегося математика-любителя XIX века повторяет прадедовы опыты в области стереометрии человеческих тел, подростки устраивают мужское...

Лулу Смит! Крошка Лулу! Одно имя обвивает мои яйца влажной ладошкой.

Первая любовь, последнее помазание

Иэн Макьюэн

Его первая книга, предлагаемая вашему вниманию, получила премию Сомерсета Моэма за лучший дебют. В своих ранних рассказах автор демонстрирует широкий спектр стилистических экспериментов «Это была для меня своего рода лаборатория, — говорил он в интервью, — способ опробовать различные регистры, найти себя как писателя» В макьюэновской лаборатории правнук выдающегося математика-любителя XIX века повторяет прадедовы опыты в области стереометрии человеческих тел, подростки устраивают мужское...

Впоследствии я бросил занятия живописью — когда выходишь в жизнь, уже не до нее.

Первая любовь, последнее помазание

Иэн Макьюэн

Его первая книга, предлагаемая вашему вниманию, получила премию Сомерсета Моэма за лучший дебют. В своих ранних рассказах автор демонстрирует широкий спектр стилистических экспериментов «Это была для меня своего рода лаборатория, — говорил он в интервью, — способ опробовать различные регистры, найти себя как писателя» В макьюэновской лаборатории правнук выдающегося математика-любителя XIX века повторяет прадедовы опыты в области стереометрии человеческих тел, подростки устраивают мужское...

Сесиль принимала мир, как он есть: помешивала кофе, занималась любовью, слушала пластинки, смотрела в окно. Она не говорила, что счастлива или не знает, как поступить, хочет меня сейчас или не хочет или что устала от родительских ссор, не владела языком, расщепляющим душу надвое.

Первая любовь, последнее помазание

Иэн Макьюэн

Его первая книга, предлагаемая вашему вниманию, получила премию Сомерсета Моэма за лучший дебют. В своих ранних рассказах автор демонстрирует широкий спектр стилистических экспериментов «Это была для меня своего рода лаборатория, — говорил он в интервью, — способ опробовать различные регистры, найти себя как писателя» В макьюэновской лаборатории правнук выдающегося математика-любителя XIX века повторяет прадедовы опыты в области стереометрии человеческих тел, подростки устраивают мужское...

In my experience, men and women don't ever really get to understand each other.

"Ее глаза были серьезными, но не грустными, зелеными или серыми в зависимости от освещения. Ее лицо не подкупало живым обаянием. Она постоянно грезила, часто отвлекалась на мысли, которые не хотела делить с другими, и чаще всего на ее лице царило выражение рассеянной настороженности -- голова чуть поднята и слегка наклонена в сторону, указательный палец левой руки теребит нижнюю губу. Если заговорить с ней после паузы, она могла встрепенуться. У нее была такая внешность, такие манеры, которые мужчины легко толкуют на свой лад. В ее тихой отрешенности можно было увидеть проявление женской силы, а в спокойном внимании -- признак детской беспомощности. С другой стороны, в ней действительно могли совмещаться эти противоположности. Например, кисти ее рук были маленькими, она стригла ногти по-детски коротко и никогда их не красила. Однако она брала на себя труд покрывать ногти на ногах огненно-красным или оранжевым лаком. Руки у нее были тонкие, она не могла поднять совсем небольшую тяжесть и даже раму обыкновенного, легко открывающегося окна." (с)
"Она сплела свои пальцы с его, и именно в этот миг, а не потом в спальне или еще позже, когда они рассказывали о себе с большей свободой, Леонард ощутил, что накрепко связан с ней. Их руки идеально подходили друг к другу, пожатие было сложным, нерасторжимым, в нем было бесконечно много точек соприкосновения. На этом скудном свету, да еще без очков, он уже не различал, какие пальцы принадлежат ему. Сидя в темнеющей стылой комнате, так и не сняв пальто, держа ее-за руку, он чувствовал, что расстается со всей прежней жизнью. И это было восхитительно. Что-то изливалось из него, перетекало из его ладони в ее, что-то поднималось в ответ по его руке, по груди, стискивало ему горло. Единственная мысль кружилась в голове: это оно, так вот как это бывает, это оно…" (с)

Было почти невыносимо смотреть, как изливает душу этот робкий, неуклюжий англичанин, столь мало понимающий в собственных чувствах. Так вели себя обвиняемые на показательных процессах в России.

Интернациональные браки укрепляют взаимопонимание между народами, и каждый такой союз уменьшает вероятность новой войны.

Минуту-другую после этого их отсутствие висело в воздухе над чахлой прошлогодней травой между оградой и низким зданием. Потом оно растворилось.

Есть способы носить одежду,которые совершенно ее обесценивают.

Когда тебе стыдно, ты стремишься еще сильнее испортить дело.