...ученые без труда объяснят, почему у жирафа длинная шея, а вот почему именно у него – не ответят, как ни бейся. Им известно, каким образом человечество достигло таких высот, но кто скажет, отчего дерево у ворот не может добиться того же?
Интеллектуальный уровень любого сборища всегда ниже,чем у самого тупого из ее участников,ибо толпами движут страсти,а не разум.
Иногда сны — единственное, что отличает нас от машин.
Старая поговорка наемников: "Убивай всех подряд, бог сам рассортирует"
...было немало случаев, когда страшные ереси оказывались суровыми истинами
Власть — валюта, никогда не выходящая из моды.
Древнее китайское проклятие: «Чтоб ты жил в интересное время».
Странно, но умирается мне не легче, чем в первый раз. Пожалуй, даже труднее. Хотя, говорят, практика – великая вещь.
Он знает, эти стихи написаны не им, а Джоном Китсом, но чувствует, как каждое слово все глубже структурирует хаотический океан боли вокруг него. Силен постигает наконец, что боль – его спутница с самого рождения. Таков дар поэту от вселенной. То, что он испытывает сейчас, – лишь физический аналог боли, которую он чувствовал и безуспешно пытался переложить в стихи, пришпилить булавкой прозы все годы своей бессмысленной, бесплодной жизни. Это хуже, чем боль, это несчастье, потому что вселенная предлагает боль всем, и
…лишь мечтатель
Сам отравляет собственные дни,
Свои грехи с лихвою искупая.
Умирая, трудно оставаться великодушным.
Когда ты встречаешь вооруженного мечом, встречай его мечом. Не предлагай поэму никому кроме поэта.
"И кто я - человек с мечом? - спрашивает Джонни. - Или поэт?"
[Да\\ Одно всегда идет рядом с другим]
Скорбь на миг отступила, и Сол неожиданно осознал, почему Авраам согласился принести в жертву Исаака, сына своего, как повелел ему Господь.
Авраам сделал это не из покорности. И не потому, что любовь к Богу пересилила в нем любовь к сыну.
АВРААМ ИСПЫТЫВАЛ БОГА.
Отвергнув в последний момент жертвоприношение и отведя нож, Бог в глазах Авраама и сердцах его потомков заслужил право стать его, Авраамовым Богом.
В эпохи смут и потрясений на политической сцене появляются руководители, самим небом, казалось, предназначенные для этой роли и, как оказывается впоследствии, связанные неразрывными узами с судьбами своего времени.
А ведь религия и этика далеко не всегда — точнее, очень редко — совместимы.
...ты будешь моим дипломатом с недипломатическими методами работы в сенате
Я пришел к выводу, что последним столетиям повезло: они не знали сборищ и манифестаций. Чтобы собрать толпу, надо организовать митинг, а митинги в наше время заменены личным общением через Альтинг и другие каналы инфосферы. В людях, соединенных через тысячи километров и световых лет лишь ниточками инфоканалов и мультилиний, трудно воспитать стадное чувство.
Оказывается, боль имеет свою структуру. У нее есть фундамент. Есть стены и контрфорсы, фрески и витражи - замысловатая готика страдания. Но даже исходя криком и извиваясь всем телом, Мартин Силен исследует структуру боли. И внезапно понимает, что это стихи.
Это было немногим больше недели назад. В другую эпоху.
Людская философия склонна расслаиваться - существуют ценности интеллектуальные, религиозные, моральные и эстетические. Уммон и другие Ортодоксы признают только одну ценность - существование.
"Верное слово отличается от подходящего, как светило от светляка".
"Поэты-бездумные акушеры реальности. Они видят не то, что есть, не то, что может быть, но то, что должно наступить".
Сол хотел понять, как может родиться какая-либо этическая система (и более того, целая религия, причем религия удивительно стойкая, сумевшая пережить все удары судьбы) из приказа Бога человеку убить собственного сына. То, что повеление было отменено в последний миг, не играло в глазах Сола ни малейшей роли. Не играло роли также и то, что повеление было дано лишь с целью проверить готовность Авраама к послушанию. Именно мысль о том, что пресловутое послушание позволило Аврааму стать родоначальником всех колен Израилевых, и приводила Сола в ярость.
"Мои ранние стихи были отвратительны. Как и большинство плохих поэтов, я этого не сознавал, надменно полагая, что сам творческий акт заведомо наделяет определенными достоинствами тех недостойных ублюдков, которых я тогда плодил".
[Мартин Силен]
Я пуст, и моя пустота... не более чем пустота.