Ночь внутри

ТТТ

"Фу, какой ужас, кошмар, как вообще можно было такое написать!"- примерно такие мысли крутились у меня в голове во время чтения. Что самое интересное, в книге нет ничего откровенно противного, вызывающего или пошлого. Просто жизнь нескольких поколений одной семьи. Просто ненависть дочери к своему отцу, пронесенная до самого конца. Непонимание, злость, желчь, потоки душевной черноты, внутренней грязи, скрытые за простыми словами, льющиеся со страниц, отравляющих все, к чему прикасаются. Вот как можно самыми обыкновенными словами вызвать такое чувство, как-будто нырнул в яму с нечистотами? Или это у меня не правильное восприятие мира? Потому что книга вызвала именно такие чувства. Столько в ней ненависти и злости. Обиженная девочка, которая не в состоянии понять собственного отца, не способная понять в какое время она живет. Ведь по-другому было нельзя. Девочка, ненавидящая весь вой род за отнятое детство, за голод, разруху, за отсутствие любви и понимания. А пыталась ли она когда-нибудь понять кого-то из них? Ну хоть чуть чуть? Судьба потомков еще страшнее. Что же такое нужно было сделать, что бы род пресекся настолько жутко, настолько мерзко?
Нет, такие книги не для меня.Не могу я читать подобное.

Необычный для Крусанова роман больше похожий на семейную сагу, охватывающую события целого столетия.
Братьев Зотовых разделила Гражданская война. Выжил только один. Возвратившись в родную Мельню, он заводит частный кинотеатр, а когда веяния меняются, безвозмездно передает его власти. Потом пошли дети, некоторые безумные, другие просто несчастные и так до 80-х годов прошлого века.
Интересен способ повествования – рассказ престарелой уборщицы, накладываемый на комментарий другого героя романа.
Обязательное чтение для любителей Крусанова. :)

Книга-имаго?

Это пролог — первая утрата из всех дальнейших необязательных утрат.

Я возмутилась: «Стреляй уже!». Она прицелилась, выстрелила и попала в меня. Мне кажется, каждый читатель хочет, чтобы книга «выстрелила» в него, иначе не стал бы и открывать её. Можно пойти дальше и сравнить чтение с русской рулеткой — ведь в среднем из шести книг только одна способна «выстрелить». Убьёт ли — это уже другой вопрос.
Эта книга — та самая, шестая, заряженная. Не скажу, что она убила меня — у этого выражения скорее негативный оттенок, но эта книга прострелила мне ногу и заставила-таки обратить на себя пристальное внимание. В ней всё достойно отдельного упоминания — и сюжет, и композиция, и язык книги, и герои, и их мысли, и их жизнь, и предисловие, и цитаты, и всё остальное, о чём хватит воздуха подумать, пока вы не потеряете сознание от боли или пока врачи будут останавливать кровотечение и перебинтовывать простреленную ногу.
Сама история, о которой мы узнаём со слов очевидцев, — из тех, в которые безоговорочно веришь. Если бы мне её рассказал случайный знакомый случайным вечером на случайной кухне, я бы поверила — хотя и не так впечатлилась бы. В романе есть сюжет, который мы складываем как мозаику из разрозненных свидетельств, и есть метасюжет, в который автор умышленно вовлекает читателя, делая нас частью книги. Если отнять от сюжета композицию, то останется предельно простая история: болезнь согнала семью с обжитого места и вынудила идти на Запад; так Зотовы попали в Мельну; на новом месте семья постаралась пустить корни — но корни не прижились, характер у Зотовых слишком сложный для этого, поэтому не прошло и века, как семья исчезла с лица земли. Впрочем, сложный характер не объяснит всего, что с ними случилось, и именно в области домыслов зарождается метасюжет. Под метасюжетом я понимаю композиционную канву — историю Николая Вторушина, который знакомится с историей Зотовых. Николай открыто говорит о том, что каждый, кто узнаёт про эту семью, в итоге домысливает их жизнь на свой лад, становится частью их истории — и читатель понимает, что Николай говорит именно о нём. Роман больше не существует в пределах бумажной оболочки: когда Николай рассказывает историю Зотовых другу, он рассказывает свою версию; вслед за ним и Дмитрий домысливает Зотовых в соответствии со своим представлением о мире; вслед за Дмитрием и читатель начинает размышлять о Зотовых — и обязательно находит собственные ответы. Правда никого не интересует.
Метасюжет становится возможным только благодаря композиции. Мы редко о ней задумываемся, композиция — это такая штука, о которой вспоминают только тогда, когда она бросается в глаза — или отсутствует напрочь. Она может быть простой, ничем не примечательной, — прозрачной. Бывает и такая композиция, которую можно назвать невидимой, серой, теневой — да, пожалуй, именно теневой, — когда её не замечают. Сложно сказать, хорошо это или плохо, ведь есть своя искра гениальности и в том, чтобы вести ничего не подозревающего читателя по намеченному пути. Впрочем, вернёмся к нашему роману — его композицию можно назвать белой: она бросается в глаза, ослепляет и оставляет даже больше загадок, чем действия главных героев. Композиция «Ночи» настолько замысловата и блестяща, что намного лучше проливает свет на замысел автора, чем это мог бы сделать прямой и понятный сюжет. Впрочем, она делает это, только если вы даёте себе труд задуматься о ней — композиция не сделает всю умственную работу за читателя.
Герои романа могут показаться вполне обычными или до крайности необыкновенными, но это как раз и делает их такими реалистичными. Зотовы, несмотря на подчёркиваемые различия, похожи друг на друга, они — семья, поэтому интересно наблюдать, как по-разному выражаются схожие чувства. В центре внимания находятся Михаил Зотов-старший (мотив главы семьи), Семён Зотов (мотив войны и братоубийства), Михаил Зотов-младший (мотив безрассудной любви), они создают сюжет; совсем по-иному выделяются две женщины в романе — Анна Зотова и Мария Хайми: с Анны начинается метасюжет, а Марией заканчивается история Зотовых; у остальных членов семьи задачи важные, но скорее декоративные.
Хотелось бы отметить три момента: предисловие, язык и обрамляющие «Слова». Предисловие читать нельзя! Я бы даже сказала, оно опасно для психики. У меня нет никаких претензий лично к Александру Секацкому — его текст написан восхитительно. Но есть претензия к редакторам — неужели они не увидели, что такое предисловие только отпугнёт потенциального читателя? Хотя бы в конец книги его засунули, так нет же. Негодую.
А вот стилистически Крусанов великолепен! Он сумел показать разницу между персонажами с помощью их речи, смог сделать это ненарочито и естественно. Самый «вкусный» отрывок, как по мне, написан от лица Ивана Гремучего: какие краски, какой колорит, какая самобытность!
Размышляя о романе, не можешь не задуматься и о «Словах». Вы заметили, какие они задают масштабы? Масштабы вечности. Ведь что есть жизнь каких-то Зотовых? Они сгинули, как и многие другие до них. И после них жизнь продолжается, более того — вселенная не вертится вокруг Зотовых, жизнь продолжается и тогда, когда ночь изнутри пожирает очередного Зотова.
Вообще-то я искренне не хотела читать этот роман — тематика совершенно не моя, да и герои от меня далеки (или я от них — не суть). Впрочем, насчёт тематики я обманулась, на самом деле книга не о России начала XX в., и не о типичной русской семье, и не о войнах первой половины столетия, и даже не о превратностях судьбы — она о людях, которые хотели сами решать, как им жить, которые жили так, как им хотелось — или отказывались жить вовсе. А может быть, книга о том, как люди связаны друг с другом и ничего не могут решить в одиночку. Или это просто семейная сага, без подтекста. Здесь вы можете продолжить свой метасюжет.
В целом же после таких книг наваливается тяжесть. Да, больше всего на свете я люблю книги, после которых чувствуешь небывалую лёгкость и окрылённость, будто вот-вот оторвёшься ногами от земли. А после таких — наоборот, весь воздух выходит. Но и без таких книг нельзя, нельзя летать не приземляясь. Я не нашла ответы на все вопросы, не открыла для себя тайну жизни, но и не жалею о том, что последовала за автором и несколько дней потратила на чтение его выдумок. У меня нет слов, чтобы описание моего впечатления от книги было достойно самой книги. А когда нет слов, приходится выдумывать.
Но это лишнее. Лучше всего книгу характеризует сама книга, а конкретнее вот этот эпизод:

Знаешь, природа разнообразна лишь внешне, в своей диалектике, в своей внутренней логике она не изобретательна. Так человек, в сущности, повторяет в своём развитии полный цикл насекомого: вначале — эмбрион-яйцо, безгласная полужизнь; следом — младенец-личинка, который только берёт от мира пищу и навыки жизни; потом — подросток-куколка, он замыкается, отгораживается от окружения (не хитином, а кожурой неприятия), чтобы в одиночестве, в отчуждении и недоверии к миру научиться думать и поступать независимо, научиться не только брать, но и чем-то делиться; и только после этой науки из скорлупы выходит человек-имаго.

К сожалению, даже не смогла дочитать. Притча, глупый и не интересный сюжет(для меня), какое-то странное повествование по ролям. Закос под пьесу?
Очень жаль, что не понравившаяся обложка повлекла за собой такую же начинку.

Очень сожалею, что не смогла проникнуться Вашим советом, Zatv