Тропик Рака

Совершенно точно и однозначно убедился в том, что знал давным-давно — литература подобного рода не для меня.

Нет, я ни в коем случае не посягаю на право Генри Миллера писать то, что ему заблагорассудится, делиться с читателями своим вИдением мира и отфильтровывать в картине Мира только тёмные и сугубо физиологические и не самого приятного и эстетического свойства стороны жизни. Равно как не посягаю на право тех, кому нравится подобная литература, восторгаться творчеством Генри Миллера, обсуждать достоинства обоих Тропиков, рекомендовать их другим читателям, ещё не знакомых с творчеством Миллера, и выставлять книге высокие оценки. Как говорится — вольному воля. Но одновременно оставляю за собой право принимать или не принимать литературу, в которой почти каждая страница тщательно "запикана" троеточиями пропусков и сокращений, в которой львиная доля писательского, а вместе с ним и читательского внимания отводится на смакование механики секса ради самого секса, вкуса и запахов спермы, влагалищных выделений, рвоты, человеческих испражнений и мочи, немытого тела, и помимо грязи телесной ещё и грязи душевной и духовной.

Не-не-не, не надо считать меня чистоплюем, я нарожал с помошью супруги четвёрку ребят обоего пола, и как делаются дети знаю не хуже Миллера. И все описываемые автором запахи знаю не понаслышке, а кое-какие ещё и из пропущенных или упущенных впридачу знаю тоже. Я только лишь хочу сказать, что каждый из нас имеет некий свой собственный встроенный "фильтр", с помощью которого каждый выделяет в картине Мира то, что пропускает этот фильтр. Мой фильтр "видит" совсем другое, оставляя описываемые Генри Миллером картины бытия на краях поля моего сознания — я всё это тоже вижу, но только лишь периферийным, боковым зрением, оставляя в центре своего внимания то, что меня радует, но не огорчает или отталкивает. Быть человеконенавистником и мизантропом легче и проще, нет?

Спасибо автору, он укрепил меня в правоте моих личных выборов и предпочтений.

Pure filthy poetry

Книга, которая бьёт все мои личные рекорды по перечитыванию — кажется, уже знаю её наизусть, но она зовёт меня к себе раз за разом. Книга, которая испортила меня, отравила меня, заразила меня желанием жить. Не существовать, жить. Эта книга - инъекция свободы под кожу. Она — портал в прошлое, позволяющий услышать, как поёт её автор — реально живший и реально живущий в этом тексте — я не знаю более живого текста, чем этот. Настоящий Художник слова — он не брезгует использовать все ресурсы языка, на котором он пишет. И в этом нет ни грамма отвратительного, ни толики пошлого и отторгающего. Из обыденных вещей он создаёт ярчайшие образы, позволяя читателю осязать, видеть, проживать то, что он описывает.

Поэзия в прозе. Песнь и, в то же время, плевок в морду Искусству. Уникальный эксперимент, позволяющий попасть в голову Художника и посмотреть на мир его глазами. Он ухватил самую суть творчества и бросил его освежеванный труп на всеобщее обозрение. Машина времени, уносящая в Париж 30-х, чтобы показать его изнанку, его дно и его обитателей, а не тот помпезный город, что демонстрируют туристам. Эмигрантская Библия, дарующая успокоение в тяжёлые времена. Автобиография самого счастливого человека, вырвавшегося из ненавистной ему системы. Его здоровый цинизм очаровывает — эти фразы можно разобрать на цитаты. Отторгая буржуазные ценности всем свои естеством, он реет над миром, погрязшим в глубоком кризисе, не строя никаких планов и не имея надежд. Всё — суета сует.

Какая, казалось бы, дисгармония — при внешнем дискомфорте и недостатке, неудовлетворенных базовых потребностях, он думает и пишет о высоком. И это самый прекрасный диссонанс, который мне доводилось слышать - он звучит со мной в унисон. Здесь бессильны объективные критерии, которые с лёгкостью можно применить к другим произведениям литературы, потому что это другая книга. Здесь бессилен я - читатель из следующего столетия. Но до чего же убогими кажутся подражатели, пытающиеся выехать на подробном описании своих многочисленных постельных дружб - они совершенно не слушали, о чём так отчаянно пел Генри Миллер.

Послушайте, он действительно поёт! И это, оказывается, не красочное преувеличение и не милая метафорка, сочинённая им самим о себе.

Никогда не писала рецензии на музыку. И не буду.

Я бралась за "Тропик рака" раз, наверное, десять. Я говорила: "Да, классно он пишет, это правда. Отлично же!" Могла даже зачитать пару абзацев кому-нибудь, кто находился рядом. Но потом неизменно закрывала и останавливалась. Затем произошло последовательно два события: мы договорились с Рони вместе почитать Миллера в ноябре, и на меня свалилась эта бумажная книжка. Так что на сей раз я, сами понимаете, читать не бросила и потихоньку ползла, по паре страниц в день, потихоньку восхищалась тем, "Как он пишет! Как он пишет!"

А потом что-то произошло: я даже не знаю, когда это началось, просто в какой-то момент я вдруг перестала читать. Я не могла оторваться, не могла закрыть книжку, но это был уже не текст, серьёзно, ребята, я даже далеко не сразу поняла, что вообще происходит: сюжет меня не интересовал (его там, собственно говоря, нет), но я уже не думала о том, "Как он пишет!", а просто наслаждалась. Как на море, скажем, - на волнах (как я пошла и косноязычна!) Думала-думала, с чем это можно сравнить и решила, что он поёт. А потом вспомнила, что так же и говорят, да и он же сам предупредил ещё в начале!

И теперь это происходило со мной каждый раз. Эта музыка происходила. Вот как её можно воспринимать? Можно ли, например, оценить песнь по нескольким аккордам? Можно, например. А что нужно, чтобы ею наслаждаться? Слушать же. Слушать её всю.
Можно соглашаться с одним и не соглашаться с другим - это неважно, если книжка: слова, которые вот - перед тобой, текст, который вот - напечатан, ты его держишь в руках, - внезапно оказывается песней. Я вообще не знаю, как это у него получилось. Он, похоже, просто пел, не раздумывая над аккордами и переходами. И молодец.

Музыку можно переслушивать. С любого места, в любое время, - когда захочется.

Миллер пел о Париже, таком прекрасном, таком грязном.
У каждого же свои Парижи, - они такие прекрасные и грязные; такие светлые и опустившиеся. Такие разные и такие одинаковые. Они просто есть.

Эту жизнь я сейчас приветствую, как калека приветствует смерть.

Я разутюжил твои бёдра, разгладил все морщинки между ногами.

Я видел чёрный кровоточащий океан и тоскующие звёзды, разрешающиеся вспухающими кусками мяса, и птицы метались в вышине.

Наверное, это всё начинается с пупка.

Я - счастливейший человек в мире.

Ты только не останавливайся.

Я сейчас этак лениво и по-барски прокручивал список своих книг в поисках пробелов, чтобы накатать очередной свой многомудрый, высоколитературный, искромётный и сногсшибающий отзыв, пока есть время, раз уж выпала свободная минутка (не работу же работать и не учёбу учить, в самом деле!), гляжу — Миллер неотрецензированный лежит! Я такой сразу, мол: что за фигня? как так? да я же сейчас такой отзыв накропаю, огого! закачаешься! — и, хренакс, а чё писать-то? Нет, ну то что Миллер няша няш — это и улугбекам всяким понятно, этим я никого не удивлю и не шокирую (а как же без этого написать отзыв на Миллера?), а вот по делу-то ни черта выдавить не получается! Ну тут я понял сразу, что неспроста я сразу не написал ни строчки, а просто малодушно внёс книгу в список "прочитано", типа — сами читайте, неча мне тут. Но ведь теперь, когда я увидел на деле свою трусость и коварство, всякие пресловутые зелёные пальцы всяко будут постоянно вылезать с укорами и угрозами из-под всяких там водных поверхностей.
Ну я, короче, вдохнул так поглубже, вроде как на глубину нырять собираюсь, сел, открыл полку, вынул оттудова закладку, которую я использовал в Миллере (я всегда использую в качестве закладки листок, на который записываю всякую свою умную мыслю и всё такое прочее), чтобы посмотреть на свои заметки — думаю, там щас подсказок будет тьма тьмущая, и я быстренько так всё напечатаю и буду спать спокойно, как законопослушный отзывокропатель, — и что бы вы думали? Там просто тупо список страниц! Ни одной буквы! А книга куда-то волшебным образом запропастилась, так что я даже этот список страниц сверить ни с чем не могу. Приуныл я, стал невесел, головушку свою буйную повесил — короче, всё как положено сделал, но ничего не помогло.
Ну что делать? Решил я вам рассказать эту печальную историю, пословоблудствовать, поизливаться в бессмысленных словах, а потом преподнести это как вполне себе полноценную рецензию, понадеявшись, что всё равно вы читать её не станете, и проканает эта фишка у меня по высшему разряду. Сказано — сделано! Так что если вы всё-таки всю эту фигню прочитали, то не выдавайте меня, а потом уж как-нибудь сочтёмся, договорились?
А книгу сами читайте, неча мне тут!

Точнее всего о своём романе сказал сам Миллер. Мона в романе говорит главному герою: "Почему ты не покажешь мне то Париж... ... о котором ты всегда пишешь?" И он понимает, что как ни крути, всё равно не сможет показать ей именно тот Париж, потому что если главный герой видит тени на стене пещеры, то другой человек видит отблески теней на стене пещеры, а то и вовсе копошащуюся перед глазами тьму. К чему это всё? Я часто не могу написать внятные отзывы, по разным причинам, но это тот редкий случай, когда я не хочу писать какие-либо оценивающие/объясняющие/личные слова про роман, потому что я всё равно не смогу показать вам того Парижа, того романа Генри Миллера, который я когда-то прочитала. Это был удар под дых, собственные мысли, продуманные другим человеком, даром что нас разделяло время, расстояние, пол, возраст да и что уж скрывать — отношение к жизни в целом. И всё же он думал именно так и именно то, что крутилось когда-то в моей голове в тех же самых выражениях. И как я теперь подниму руку на него и загоню в собственные слова? Никак.

Впрочем, оба подхода к Генри Миллеру меня пугают. И тот, в котором "фуфуфу, бессмысленно, секс, какашки и алкота, это не литература". И тот, где "постмодернизм во все щели, а вот тут автор подразумевает это, а вот тут автор описывает бесконечность, содержащуюся в понятии "женщина"..." Тьфу три раза. Генри Миллера надо познавать самому — сначала впитывать на уровне эмоций и ощущений, потом подключать ум и искать, копать, учиться слушать, что он говорит. Не искать специально леса за отдельными деревьями, а терпеливо ждать, когда сможешь увидеть его без проблем сразу.

Ну а кому хочется всё-таки почитать про "Тропик Рака" — возьмите Аствацатурова, ей богу, никто лучше него не объяснит, что в одном плевочке художника может содержаться целая Вселенная.

Если Париж — раковая опухоль на теле Европы, то у меня тоже тропикораковая опухоль на литературном опыте. Давно, прочно, навсегда, и избавляться я от неё не хочу. Привыкла.