Тысячелетие фьорды были отделены от мира людей стеной непроницаемого тумана. Потерянные земли, попасть в которые невозможно. Ученые всего мира могли лишь мечтать об экспедиции к этим загадочным берегам. И как же повезло мне, антропологу Оливии Орвей, попасть в первую исследовательскую группу к фьордам!
Или… не повезло?
Ведь за туманом нас ждет неизвестность, пугающие загадки и ильхи - варвары, о которых мы ничего не знаем.
Даже того, кем они являются на самом деле.
Я отломала кусочек того, что находилось в тарелке, и сунула в рот.
Мои замечательные коллеги - смелые и храбрые мужчины - в ожидании смотрели на меня, чтобы узнать, выживу ли я после местной пищи. Так и тянуло свалиться на шкурку и забиться в судорогах. Просто чтобы увидеть их вытянувшиеся лица!
Ты видишь варвара, лильган. То же видели конфедераты в твоей Академии и экспедиция, что пришла на фьорды. Вы смотрите на шкуры, обычаи, порядки, и в ваших глазах загорается высокомерие. Дикарь, думаете вы. Зверь в облике человека. Вы измеряете развитие своими железными машинами, не так ли? И значит, для вас мы всегда будем варварами. Дикарями, которым вы не позволите быть хозяевами своих земель.
Там что же сражение, а вдруг кого-то убьют?
Мужское слово - нерушимо. Мужское обещание - вечно. А сам мужчина - скала. Таковы фьорды.
И я - антрополог Оливия Орвей, уже готовая расписаться в своем полном бессилии и полнейшем провале исследовательской миссии. Потому что здесь, на фьордах, я с абсолютной ясностью осознала, что ни черта не знаю о человеческой природе. Я словно глупая примитивная старуха, что сидит в пещере, чертит знаки на остывшей золе и считает, что видела мир. А на самом деле она видела лишь свою пещеру…
— Мой а-тэм сегодня не в духе, Лив. Он слишком долго болтался в студеных водах фьорда и заморозил свой инстинкт опасности. Потому и злит меня.
Если вся суть нашего прогресса-это всё более изощрённые способы завоевания и истребления,то никакой это не прогресс....а мы всего лишь варвары.
Я считала конфедератов цивилизованными,но это ошибка.Мы не смогли победить жадность и жестокость.Мы не стали человечнее и гуманнее.Уровень цивилизации не должен измеряться машинами для убийства.
Чужой мир,чужие порядки,чужой мужчина...Которого я,кажется,убью,если узнаю,что он был у одной из местных девиц!Вот просто....убью!А потом меня сожгут на городской площади на радость Ирвину!Так и закончится бесславная жизнь одного антрополога!
Я ведь образованная,умная женщина.Ну не может примитивная сила возобладать над разумом!Дёрнулась и поняла,что ещё как может.И это уже произошло.
Вздохнув,я отломала кусочек того,что находилось в тарелке и сунула в рот.Мои замечательные коллеги-смелые и храбрые мужчины-в ожидании смотрели на меня,чтобы узнать,выживу ли я после местной пищи.Так и тянуло свалиться на шкурку и забиться в судорогах.Просто чтобы увидеть их вытянувшиеся лица!Но я вовремя вспомнила,что уже не студентка,а учёный,и,прожевав,улыбнулась.
— Я не реву. Я старая дева, белая ворона Академии Прогресса и непроходимая дура, считающая, что знает все на свете. И я не умею плакать!
— Еще как умеешь, — Сленга благополучно пропустила все непонятное мимо ушей. — Пошли, обедать пора. Ты голодная и потому плаксивая. Такое частенько случается. Навернешь сейчас тарелку мясного супа, да такого, чтобы ложка от густоты стояла, и сразу повеселеешь!
Я против воли рассмеялась.
— Ты знаешь толк в утешении, Сленга.
— А то!
— Ты скверно поешь, лильган, — угрюмо оповестил он. — И песня поганая.
— Ну, прости, — развела руками. — Пение снимает стресс и приглушает чувство голода. Так говорят. Опытным путем я установила, что врут. Есть хочется по-прежнему, а пить — сильнее. Так что данный метод избавления от переживаний не работает.
Итак, что мы имеем? Второго… хёгга. Значит, Ирвин тоже не человек. Кричать «не может быть!» я устала, так что пришла пора примириться с иной реальностью. Нелогичной, непонятной, но вполне осязаемой и материальной. Где-то внутри довольно улыбнулся исследователь, предвкушая новые знания. Снаружи опустила голову испуганная и растерянная женщина. Но ее я попросила подвинуться и не мешать думать.
— Ох, дурная ты, чужачка! Ну да ладно, дурные все равно долго не живут.
— Это с пневмонией долго не живут, — ответила я, засовывая ноги в мужские сапоги. Огромные, конечно, но лучше, чем босиком. — И с воспалением легких. И без антибиотиков. Вот есть у вас антибиотики? Я так и думала. А я все это точно поймаю, если начну разгуливать мокрая и без одежды. Куда меня велено отвести? Снова в кладовую?
— Топай уже, — удивленно отозвался мой провожатый. — Дурная, говоришь не пойми что… да еще и болтливая. Ничего. И болтливые долго не живут.
"Вот только мои идеалы оказались ложными, - буркнула я. - Ты был прав, Сверр. Я считала конфедератов цивилизованными, но это ошибка. Мы не смогли победить жадность и жестокость. Мы не стали человечнее и гуманнее. Уровень цивилизации не должен измеряться машинами для убийства. Если вся суть нашего прогресса - это все более изощренные способы завоевания и истребления, то никакой это не прогресс… а мы всего лишь варвары."
Дорогу своего страха каждый проходит сам.
Женщине нужен мужчина, даже если она повернутый на науке ученый.
чувства нельзя сложить в пробирку и запереть в лаборатории, как ни старайся.
Любовь – плохое чувство. Оно делает мужчину уязвимым, а женщине приносит боль…
Риар тихо рассмеялся и вдруг притянул меня к себе.
— Я хочу, чтобы Нероальдафе стал твоим домом, Лив, — прошептал он мне на ухо и медленно лизнул. — Я хочу этого…
Желание вспыхнуло внутри так ярко, что я чуть не застонала. Проклятие, этот ильх и сам действовал на меня, как вино, я от него хмелела… И тут же ощутила, как напряглось тело Сверра, увидела голод в золотых глазах… он тяжело втянул воздух. И резко отвернулся.
Я несколько ошалело осмотрелась. И нутром ощутила изменившуюся атмосферу в зале, она стала пахнуть… желанием? Ахнула, осознавая. Зов хёгга, который чувствуют все. И стоит Сверру ощутить возбуждение — его почувствует весь Нероальдафе?
— Ужас какой… — пробормотала я. — Страсть или ярость… Они все откликаются? Как ты с этим живешь?
— Я умею это сдерживать, — хмыкнул Сверр. Кажется, он действительно успокоился. — Правда, до встречи с тобой у меня получалось лучше.
Я покосилась на девушку. Тут все ясно, диагноз определяется без дополнительных исследований. Влюбленность девичья, безнадежная. Вон как глаза сияют и щеки горят! Хотя… если я все поняла про этого златоносного огнедышащего, который тащит в свою крепость все, что плохо лежит, сидит или медленно бегает, то и Сленге может перепасть часть высочайшего внимания!
– Сядь возле меня, Оливия.
Я неуверенно поднялась, ощущая, как впились в тело сотни глаз. Любопытствующих, насмешливых, осуждающих, злых…
– Ты посадишь за свой стол пленную чужачку, риар? – недовольно спросил воин, пришедший с синеглазой девушкой. – Это не по правилам.
– Считаешь, что я должен вечно делить трапезы со своим побратимом? – насмешливо отозвался Сверр. – Мне, как и тебе, Хасвенг, хочется видеть рядом красивую женщину, а не изрядно надоевшее лицо Ирвина.
И в тот миг, когда холодный голос разума победила обжигающая чувственность, я подалась вперед и прижалась губами к губам ильха. Жесткие и сухие, как я и думала… Сомкнутые. Осторожно коснулась их языком, провела. Надавила сильнее. Чуть соленые… Губы ильха раздвинулись, и я коснулась языка.
И тут же ильх отстранился. Между темных бровей залегла недовольная складка.
— Что ты делаешь? — рявкнул он.
Я ошарашенно похлопала глазами. Та-а-ак… Очередной провал, госпожа Орвей? Похоже, поцелуи у ильхов тоже не в чести! И никаких нежностей от варвара можно не ждать, если что и будет, то как на шатии — женщина на коленях, мужчина сзади. Страх вернулся с новой силой, и я вскочила.
— Ничего! — буркнула недовольно, злясь на свою минутную слабость. Да, что-то этим вечером ученый во мне все чаще сдавал позиции, уступая место женщине. Выдохнула.
— Так делают люди. Целуют других людей, когда… когда хотят сделать приятно. Доставить удовольствие. Все! Забудь.
Сверр так и остался на корточках возле дивана, посмотрел настороженно.
— Это опасно, — вдруг буркнул он.
— Что опасно? Поцелуи?
— Да. Опасно засовывать женщине в рот свой язык. Если она его откусит, даже у риара новый не отрастет. — Ильх задумчиво качнул головой. — И другие части тела тоже.
Я подавилась, изумленно хлопнула глазами, а потом, не выдержав, рассмеялась. Да так, что от хохота чуть пополам не согнулась! Отлично, дикий варвар, оказывается, боится поцелуев. Прекрасная новость! Так и напишу в отчете!
Отлично, еще и дискриминация по половому признаку.
— И чем плоха девочка?
— Тем, что не мальчик, — глубокомысленно поведала Ирга.