…Я не питала иллюзий насчет собственных кулинарных талантов. Яичница для потенциального мужа вполне могла меня этого самого потенциального мужа лишить.
На мой взгляд, дарить даме сладости, когда она стоически пыталась запить голод горячей водой, лишь бы сохранить обхват талии, стоило отнести к разряду тяжких преступлений.
Всю жизнь ненавидела, когда меня отвлекали от работы. Ощущение незавершенности выводило меня из душевного равновесия.
…К двадцати четырем годам я на практике убедилась, что к сердцу мужчины имелись и другие, менее витиеватые пути, не вынуждавшие стоять у очага по три часа кряду.
…Старушку можно обрядить в новое платье, но моложе она все равно не сделается.
Я же из столицы ! В глазах провинциалов , не в обиду Вам , местным жителям , сказано мы или куртизанки или содержанки !
Нет , может , мастер он был и хороший , но каков аферист ! Палец в рот не клади , всю руку откусит !
Подмастерье разместили посередке. Втроем на одной кровати нам явно было тесновато. Я только ждала удачного момента, чтобы отправить Ирвина спать на коврик перед камином, но он как почувствовал неладное и притворился мертвым. Лежал на спине и не шевелился.
Едва лампа потухла, между нами с Этаном началась яростная борьба за «место под солнцем».
Вообще, я давно заметила, что стоило двум мужчинам оказаться в замкнутом пространстве, и если их не связывали мистические узы дружбы, то они начинали вести себя исключительно странно. Я бы даже сказала, как последние кретины. В голове щелкали какие-то пружинки, и воинственные аборигены принимались отвоевывать территории (хорошо не помечать). И плевать, что территории в нашем случае принадлежали только мне.
Раздался грозный треск, точно дом огрызнулся на невнятную постельную акробатику. Поверенный замер, недоуменно моргнул. Секундой позже с ужасающим грохотом под тумбой с конем провалился пол, и достижение моей жизни ухнуло на первый этаж. Тишина, последовавшая за крушением, была гробовой. Потеряв дар речи, мы глянули в сквозную дыру. Разломанная тумба и конь, головой воткнувшийся в деревянный пол, валялись посреди торгового зала.
Глядя на ветхое безобразие, я была готова официально заявить, что те кто нас, газетчиков, называл врунами, никогда не получали вежливых писем от стряпчих, служивших у покойных дядюшек по материнской линии.
– С дырами у меня точно порядок, – едва слышно вздохнула я. И добавила мысленно: особенно в бюджете.
- Что случилось с вашей раковиной? - изумился плотник.
- Ее тошнит голубыми пузырьками... - ошарашенно пробормотала я, и не в состоянии оторвать зачарованного взгляда от удивительной картины, сунула работнику подушку.
- Вы же плотник, заткните ей пасть.
- Раковине?
- Да трубе же!
- Я заплачу! - тут же уверила я. - Могу натурой. Плотник поперхнулся.
- В смысле, могу вас покормить грудинкой! И напоить... - Произошла неувязка, ведь в чайной лавке не осталось ни воды, ни чая даже пятилетней давности.
- Колодезной водой! Вы какую воду предпочитаете? Горячую или холодную?
- А может, пока вы будете мою дыру заделывать, то ваш помощник тут убирется? За десять шиллингов.
- Вашу дыру? - Плотник ошарашенно поднял голову и уставился на меня как на умалишенную.
- В спальне. У мастера сделалось очень странное лицо.
- Дыра в полу, - пояснила я, помахав вокруг ног руками, чтобы продемонстрировать размер отверстия.
- Конь пробил, когда падал со второго этажа на первый.
- А как... - Мужчина откашлялся. - Простите, но как к вам на второй этаж попал конь?
- Поверенный занес.
- На чем?!
- На руках. Он бронзовый.
- Поверенный?
- Конь! - раздражаясь пояснила я.
- Господа, постель трясется, и у меня не выходит заснуть, - не выдержав, по-человечески посетовал Ирвин. - Вы не могли бы не толкаться?
- Нет! - в два голоса рявкнули нелюди.
- Зачем вам приворот? Купите крысиный яд.
- Помогает? - растерялась клиентка.
- Поверьте,- фыркнула Стаффи, - Он точно больше никогда и никуда не поедет ни в Вайтберри, ни в Кинсбург. Правда дома тоже его долго держать не получится.
- Почему?
- Портиться начнет.
- Есть еще один отличный способ оставить мужа дома.
- Закрыть дверь и спрятать ключ? - заинтересовалась страдающая супруга.
- Подсыпать слабительный порошок! - мстительно процедила подруга, и я точно наяву услышала, как мысленно она хохочет голосом сумашедшего гения, за свое горе мстя всем мужчинам на свете.
- Тогда он не то, что из дома не уйдет, дальше коридора побоится шагу ступить! Только дозу расчитайте. Мы же не хотим, чтобы он потом захотел крысиного яда и начал портиться.
- А когда приправа закончится, то приходите к нам еще раз, - подала голос Стаффи, я уж решила, будто подружка пришла в себя, но она добавила с видом серийного маньяка:
- У нас есть пила. Я покажу, как незаметно подпилить ступеньки. Если ваш муженек сломает ноги, то уже точно не сможет сбежать из дома.
- Да я на целителя животных училась, - напомнила мне она. - Мне обьясняли как собак лечить, а не Ирвинов.
- Ирвин лучше чем собака! - разозлилась я.
- И сложнее! - огрызнулась подружка.
- Чем он сложнее? У него даже хвоста нет!
- Зато у него есть много остального, что тоже неплохо шевелится! - заупрямилась Стаффи.
- Остальное у него не болит.
Когда я поднялась на второй этаж с полным подносом, то Стаффи с видом истинного целителя ощупывала шею Ирвина.
- Что ты делаешь? - Я поставила поднос на столик.
- Пульс проверяю. Мне кажется пациент скончался, - спокойно отозвалась недоделанная целительница.
- Как скончался? - от ужаса я сама была готова преставиться Светлому Богу.
- Просто я нажала на точки, которые уменьшают температуру, - пожала плечами подружка. - И не попала. Всякое бывает.
Ирвин опрокинулся на спину, захлопнул глаза и замер.
- Убила, - загробным голосом прокоментировала Стаффи у меня за спиной. Тут у подмастерья приоткрылся рот.
- Вот! Уже посмертные судороги, - пояснила целительница животных. И вдруг из горла Ирвина вырвался знакомый медвежий рык.
- А нет, просто усыпила, - поцокола языком подружка и задумчиво добавила: - Везучий. И живучий.
В гастрономической магии маме не было равных. Она свято верила, что путь к сердцу мужчины лежал через желудок, а потому любая уважающая себя женщина была обязана освоить приготовление чечевичной похлебки, жаркого из ягненка с черносливом и творожных пончиков. Но к двадцати четырем годам я на практике убедилась, что к сердцу мужчины имелись и другие, менее витиеватые пути, не вынуждавшие стоять у очага по три часа кряду.
Глядя на ветхое безобразие, я была готова официально заявить, что те, кто нас, газетчиков, называл врунами, никогда не получали вежливых писем от стряпчих, служивших у покойных дядюшек по материнской линии.
Считаю, что не надо хотеть сделать, как лучше, а надо просто сделать.