Брун — медведь-оборотень, который хочет найти убийцу отца. Ему нужен личный помощник, который будил бы его зимой и не дал впасть в спячку. Эльзу укусил вампир, и ее будущее предопределено: она сама станет вампиром, как только попробует кровь. С напарником-оборотнем, который ее не боится, у Эльзы есть шанс прожить еще несколько месяцев человеком. Слишком разные, они отчаянно нужны друг другу, и пусть эта зима может стать последней для них обоих, им будет тепло вместе. И кто знает, вдруг любовь...
— Давай я научу тебя плавать, — предложил Брун, выливая суп из консервной банки в тарелку. — Хотя это будет непросто…
— Почему это? — возмутилась Эльза. — Я быстро учусь.
— Непросто для меня, — пояснил Брун. — Ну, знаешь, ты и я, голые, в теплой воде, звезды там всякие…
— Кто бы мог подумать, что ты такой романтик, — улыбнулась Эльза.
— Да я и сам не догадывался…
— У тебя глаза на солнце как гречишный мед, — сказал он.
— А тебе лишь бы пожрать, — буркнула она.
— Вообще-то я пытался сделать тебе комплимент...
— Придурок! Ты не медведь, ты осел! Оборотень-дятел! Редкий, исчезающий вид!
Смерть стирает все условности.
Упоение властью дарит ощющение жизни
Да, он не станет кровососом, даже если Эльза его всего изгрызет, и вряд ли умрет от потери крови — девчонка скорее лопнет, как обожравшийся комар.
стая волков пробежала дружно, как команда спортсменов.
— Ночью я погуглила: у оборотней-медведей, которые не впадают в спячку, сокращается продолжительность жизни.
— А у некоторых медведей во время спячки жизнь и вовсе может неожиданно прерваться.
Ты опять связался с человечкой? Вы ведь не оборотень, прекрасная леди. Что же вас привлекло в таком старом ворчуне, как мой мохнатый друг?
— Я очень милый, — ответил Брун, делая себе еще один бутерброд.
Ничего, что у тебя такие маленькие кулаки, удар злее будет.
— Если ты собралась рассматривать меня, то зачем мы вообще сюда пришли? Остались бы дома. Я бы мог даже раздеться, если бы ты попросила, — сказал Брун, не открывая глаз.
— Ладно. Может, Айседоре это и не нужно. Она ведь вампиров не любит.
Эльза помрачнела, и Брун добавил:
— Она никого не любит, кроме себя.
— Лучше бы его жена баллотировалась, — поддержал Клиф. — Все знают, львицы куда активнее львов.
Не каждая женщина может похвастаться, что мужчина подарил ей сердце, пусть и вампирское.
— Раз ты ведешь себя грубо, то и я не буду с тобой милой!
— Ты была милой? — искренне удивился Брун.
— Ты серьезно? Это твое имя? — переспросила она, вытирая подступившие слезы. — Брун Ррун Торн? Родители решили назвать тебя в честь звука, с которым заводится развалюха, на которой ты ездишь? Согласись, смешное имя. Ты и сам улыбаешься.
Потому что ты болван! — внезапно заорал он. — Придурок! Ты не медведь, ты осел! Оборотень-дятел! Редкий, исчезающий вид!
— У меня плохие новости, — сказала Эльза, ставя перед ним омлет. - Не знаю даже, как тебе сказать…
— Что такое?
— Родители заблокировали мою карточку. Я хотела купить нам по интернету билеты в филармонию, там сегодня выступление струнного квартета, который я просто обожаю, — и обнаружила это.
— Господи, спасибо, — пробормотал Брун.
— Как подло с их стороны!
— Прекрасные, чудесные люди, — добавил он, отпив кофе.
— Они надеются таким образом принудить меня пойти в башню!
— Напомни, чтобы я послал твоей маме цветы.
— Я смотрю, ты теперь с лосем, — заметил Брун. — Очень удобно, он сразу с рогами.
– Ты очень худая. – Ну, знаешь, это ты слишком толстый, – возмутилась Эльза. – Это мышцы! Эльза скептически на него посмотрела, задержав взгляд в районе живота, и Брун добавил: – К тому же медведи всегда набирают вес перед зимой.
Когда ты зверь, чувства отходят на задний план. Не так больно.
– По-видимому, покойный дирижер Дробовицкий на самом деле умел махать руками, – заметил Брун, разглядывая двухэтажный дом из красного кирпича за высоким чугунным забором.
– Раз твое сердце свободно, – Брун выехал из городка, притормозил у обочины, – ты вполне можешь обратить внимание на мужчину в расцвете сил, который собирается доверить тебе управление своей любимой машиной. – Ты снова дашь мне порулить? – обрадовалась Эльза. – Ты прелесть, Брун! – И, может, ты сумеешь разглядеть нежную трепетную душу за страшной волосатой оболочкой, – продолжил Брун, выходя из машины и придвигая сиденье ближе. – Вообще-то я не считаю тебя страшным, – призналась Эльза, садясь за руль. – У тебя глаза красивые.
Старушка Маргери любила и была любима и прожила на полную катушку каждую из своих девяти кошачьих жизней. И, может, где-то там, на небе, похожем на серую стиральную доску, она встретила своего Дробовицкого. Там ему точно от нее не уйти. Смерть стирает все условности.
– Зачем мне бессмертие? Я даже не знаю, что мне делать завтра...