Электронное письмо было следующего содержания: «Дорогой Марк Генрихович! Памятуя о теории хаоса и благодаря вашему выдающемуся носу, я пишу вам это письмо. После моей смерти прошло уже несколько недель, и за это время я успела не только оплакать саму себя, но и раскрутить длинную цепочку моих несчастий, обнаружив источник всех бед. То есть вас, Марк Генрихович. Серьёзно, именно «взмах вашего крыла» отправил меня на тот свет...»
Подавай вам красивых тётенек!
— Красивых?! Да вы приходите в ком попало.
— Зато приношу с собой богатый внутренний мир!
— Вы приносите хаос и бедлам!
— В какой ещё театр?!
— В драматический! Вы наденете свой чёрный костюм, а я надену какую-нибудь фигуристую интеллектуалку…
— А тебе не жалко своей жизни? — спросила она. — День за днем. Безликие, одинаковые, серые, не отличимые друг от друга. Тебя ничто не потрясает и не изумляет.
— Видимо, ты дана мне, чтобы исправить это, — отозвался Марк.
— Я навёл порядок на кухне, — пояснил Марк. — Вдруг умру, а еда испортится.
— Да, — понимающе закивала гостья. — После того, как вы умрёте, протухшие яйца — первая тема для беспокойства.
если конкретно — то нужно было идти за помощью в полицию или к психиатру, и ни туда, ни туда не хотелось.
смерть всегда бывает преждевременной, даже если тебе исполнилось сто семь лет и твои правнуки смотрят на тебя с едва заметным упрёком и ожиданием.
— А тебе не жалко своей жизни? — спросила она. — День за днем. Безликие, одинаковые, серые, не отличимые друг от друга. Тебя ничто не потрясает и не изумляет.
— Видимо, ты дана мне, чтобы исправить это, — отозвался Марк.
— Нет. Я тебе дана в ответ на твои безмолвные мольбы, — ответила она едва слышно. — Это ведь ты меня убил. Ты хотел перемен. Ты нарушил ход событий.
— Должно быть, очень обидно умереть ради чьих-то безмолвных мольб.
В жизни нет никакого смысла. Нет места поискам и метаниям, и что бы ты ни делал, итог для всех одинаков и неизбежен. Всё остальное — популизм и трусость перед тщетностью бытия.
Молодость — это неприятно, да, но это не навсегда.
Как это так получилось, что эта девица так близко к нему подобралась? Даже под одеяло пролезла!
В конце концов, он же нормальный мужчина, отчего не поцеловать покойницу?
Кристина встала на обе ноги и, закусив губу, одну за другой расстегнула все пуговицы на его рубашке с одной попытки. Провела руками по его плечам, по груди, по ребрам.
— Я молодец, — похвасталась она.
— Посмотрим, как ты справишься с застежкой брюк.
— О.
Присев на корточки, она положила руку на ширинку, прожигая Марка сквозь ткань.
— Никак, — сообщила она и подула на молнию. — Сим-сим?
— У тебя красивый нос, — одобрила она.
— Да, тебе он всегда нравился больше, чем мой богатый внутренний мир.
— Если с утра знобило, надо было оставаться дома, — покачал головой Марк, доставая аптечку.
— Антибиотики нам нельзя, — сказала Варвара, тревожно наблюдая за ним. — Жаропонижающие тоже.
Марк поставил перед ней горячую чашку с чаем.
— А ремня? — кротко спросил он, высыпая в турку кофе. — Ремня вам можно?
— Секс исключительно традиционный, — напомнила Варвара сухо.
— Как вы думаете, что самое бесценное в этой жизни?
— Покой, — ответил Марк без раздумий.
— Новый опыт и новые впечатления, — сморщила она нос.
— Я хочу, — сказала она, стараясь не сбивать дыхание, — ощутить шаг за шагом всё, чего не успела. Рождение ребенка. Победу в спортивном состязании. Прыжок с парашютом. Драку. Любовь. Старость. Силу. Беспомощность. Наде… — её голос сорвался, она закусила губу, уставившись в окно.
— Мы оба ненавидим готовить, — рассудительно ответила она. — А я еще и не умею. Пельмени просто обязаны стать традиционным блюдом нашей семьи.