Буржуй ищет таланты

И Константин все понял. Он был врач, он как никто знал, что природа человеческая – тонкая вещь и когда корона голову давит, она там какие-то сферы, что отвечают за чувство меры и благодарность, сильно пережимает. И когда такое происходит, тут надо по больному месту бить.

…В детстве Веро от прабабушки достался старинный рояль. Огромный черный инструмент занимал полкомнаты и вселял ужас.
— Ужас… – подтвердил Максимильян, – и ведь кто-то должен на нем играть. Ну, в память… Мне кажется, Веро, ты очень способна. Ну, очень. Может, даже великой пианисткой станешь.
— А? – не успела сказать Веро, и родители записали ее в музыкальную школу.

…Эта искренность на тему «что думаю, то и говорю» бесконечно обескураживала Веро. Она поначалу сама долго к этому привыкала, а попривыкнув, стала стараться уберегать от этого счастья других.
Однажды Удав явился в ресторан в прекрасном расположении духа. Сам собой гордился, не знал, куда радость девать. Огляделся. Взгляд упал на Веро и Хорошую. Милостиво подозвал их пальцем, усадил обеих за стол. Решил первый раз в жизни премию выписать. Вальяжно достал блокнот и, пока листал, сказал небрежно, видимо, надеясь на взаимность:
— Так устал. Проснулся утром, посмотрел в зеркало, показалось, что у меня глаза красные. Нет?
Веро, конечно, тут же хотела ответить, что, дескать, нет, они у вас голубые, как небо в ясный день, но ее Хорошая перебила:
— Они у вас всегда красные, – искренне сказала она, всем сердцем желая помочь, – как у вампира. И мешки под глазами уже два месяца не сходят. Вы бы пили поменьше…

Чувствуя со всех сторон непонимание, но, как видно, привычная к частым укорам, Принчипесса как могла утешила, по-своему:
— Да бросьте, не драматизируйте. Не сожрет она никого, она с утра ела. И потом, что там рысь. У меня в телеге олень лежит. И вот это проблема…
Лошадник уронил ружье. Все забыли о рыси и уставились на телегу.
— Чокнутая, – вполголоса сказала Веро. – Я всегда говорила, что она чокнутая.
— А можно посмотреть? – оживилась Хорошая и тут же примолкла под неодобрительным взглядом Принчипессы. – А что такое? – пожала она плечами. – Я люблю оленей.
Как оказалось, оленей все любили. Даже коровы подошли, чтобы рассказать потом другим коровам, что оленя видели.

Птица летела на них как самолёт, который потерял управление. При виде Алессандры у Сороки пронеслась перед глазами вся жизнь и в последних кадрах она узнала образ той, у которой недавно жемчуг стянула. Но поворачивать было поздно: посадочная полоса заканчивалась и, как она ни махала крыльями, шасси уже было выпущено.
Делать было нечего. Изобразив глубокое раскаяние, Сорока с глухим всхлипом шлёпнулась на траву перед Алессандрой.
— Ты… – с надрывом пробормотала она. – А я тебя везде ищу…