Жаль, что вырастая, мы порой забываем о том, как быть детьми. И вместе с этой памятью от нас уходит что-то легкое и светлое.
Выше головы не прыгнешь, как не старайся.
гнев, чаще всего, плохой советчик там, где место трезвому уму.
— Я даю вам шанс принести мне извинения, так как всегда жалел глупцов.
Но у папы нет ничего, что могло бы вас привлечь. Ни денег, ни ног. Значит, вы его любите!
Впрочем, изображать дурочку ей не шло. Выдавали глаза. Такие же холодные, как и у ее маменьки.
Я привыкла относится к людям зеркально. Так что, пусть попробуют показать зубы.
— Наследнику рода не надо быть добрее, — ответила немного резко женщина. — Доброта не приводит ни к чему хорошему. И его дед и отец тому достойный пример. Один растратил остатки состояния, второй не сумел удержать тех крох, что остались и затащил нас в долги! Мужчина должен быть жестким и решительным. Умным и деятельным.
прежняя жизнь научила радоваться той еде, которая у тебя есть.
Отец, едва у нас появились первые деньги, тотчас нанял мне учителей, за что я ему бесконечно благодарна. Он всегда считал, что образование — это сила, особенно в нашем непростом мире. А потому, чем больше у нас появлялось денег, тем больше в дом приходило новых учителей.
Невесты исчезли, едва он потерял, нет, не саму возможность ходить, но деньги. То, что, оказывается, было самым привлекательным в его наружности.
Нет ничего постыдного в том, что ты работаешь. И я не стыдилась своего прошлого и того, что позволило мне стать тем, кем я есть теперь.
В данном случае, полагаю, из-за отсутствия сына, сэра Эдварда, отец выступил посредником в подобном деле. Как человек благородный, он не думал, что его обманут. Забыл, что имеет дело с банком. Очень неосторожно в его случае быть таким доверчивым. Там, где есть деньги, чаще всего нет честности.
- Вон какая худая, одни кожа да кости. Ребра торчат из платья. Просто суповой набор, а не девушка на выданье! — выдала она грозно.
— Я не худая. Я изящная, — ответила весело.
Снова и снова вспоминала Эдварда и его лицо. Точнее маску, которую он надел, пока принимал нас в своем доме, кажется, против своей воли. Как же ему неприятно находиться в подобном положении. Будь я на его месте, точно бы взревела от ярости и обиды. Ведь, по сути, его продавали. За деньги, за благо для рода и семьи. За возможность снова стать прежними Бэриллами, вхожими во все приличные дома в столице. Для меня, дочери торговца, истинные ценности заключались в других благах, но для тех, кто с рождения привык к почету, балам, славе и вниманию, конечно, подобная ерунда важна.
Опустив взгляд, увидела плед, прикрывавший ноги мужчины. На секунду даже стало жаль его, а потом я поняла, что жалеть Бэрилла не стоит, так как он и сам прекрасно справляется с этой задачей. Более того, он, кажется, потерял веру в себя и в то, что в его жизни может быть что-то лучшее, чем это кресло и долги.
Да. Дела у Бэрилла плохи. Но при этом он пытается изображать гордость.
Невольно хмыкнула.
Гордость штука хорошая. Но в случае благородных особ, только тогда, когда есть деньги.
— Но леди не должна править экипажем! — произнес отец.
— Ты забыл, что я вовсе не леди.
Впрочем, я всегда считала, что благородство оно внутри. Его не купить и не получить по наследству. Оно или есть, или его нет.