— Мы как-то пошли… на балет. В общем, все танцуют, но ничего не понятно.
— В опере то же самое, только все поют.
— И ничего не понятно? — Таська погладила косу, украшенную расшитыми лентами.
— Видишь, суть высокого искусства ты уловила… там, говорили, новая постановка это… как его… впечатляет и поражает своей смелостью.
— Это значит, что будет ещё менее понятно, чем обычно.
Умная женщина никогда не повысит голос на мужчину. Помните, приказы следует отдавать ясные и спокойным уверенным тоном.
— Мы будем ждать, когда они предпримут следующий шаг… к слову, я бы все-таки рекомендовал тебе уехать.
— Еще чего.
— Это может быть опасно…
— Для кого? — уточнила Софья Никитична.
— Действительно… тогда хотя бы попрошу оставить пару живых свидетелей для допроса.
— Обязательно живых?
Князь подумал и ответил:
— Таких, чтобы способны были показания давать.
— А… это зачем? — кивнули на пулемет. — Доярам?
— Так… мы ж боевые, — Матвей погладил ствол.
— Боевые… — тип кивнул, пытаясь изобразить понимание. Но уточнил на всякий случай. — И… за что бьетесь?
— За удои.
Доброта со стороны бухгалтерии — ну очень плохая примета.
Полковник Черноморенко чувствовал себя неспокойно. Во-первых, он давно отвык от гражданской одежды, даже дома предпочитая носить старую форму, и теперь, в драных джинсах и майке с надписью «Косят зайцы траву», чувствовал себя форменным идиотом.
Точнее бесформенным.
Форму-то отняли.
— Мне тоже там купите чего… конфет каких.
— Каких?
— Понятия не имею. Каких-нибудь. Чтоб дети ели…
— Дети, мой друг, — Ворон хлопнул по плечу, — до определенного возраста, как тараканы, едят все, особенно то, что есть нельзя. Женщины… в зависимости от женщины. Главное, сковородку не покупайте.
— Почему? — Залесский удивился.
— Да как тебе сказать. Оно, конечно, подарок веский, солидный, но не когда им по морде…
Спорить с дураками-занятие напрочь бесперспективное.
Что слухам до правоты.
Любовь лечит.И калечит.
Красоты много не бывает.
Бешеного волка досыта не накормить.
Государство без смутьянлв, что дворовый кобель без блох.
Зубы белые, клыки длинные, острые… и вот после этого находятся идиоты, которые утверждают, что будто бы альвы мяса не едят. С такими вот клыками только на спаржу и охотиться.
Улыбаться вежливо.
И приятно. Особенно, если твоя улыбка раздражает.
Елена кивнула собственным мыслям, окончательно успокоившись. А и вправду, если ты уже сошёл с ума, к чему тебе и дальше волноваться?
- Я его с точки зрения симпатичности не рассматривала. Обыкновенный… хотя… такой… с ним рядом спокойно.
- Тогда надо брать
- Катюха!
- Бред там или нет, но если рядом с этим мужиком ты чувствуешь себя спокойно, то надо брать!
- Да я его не знаю!
- Вот и повод познакомиться поближе…
... нельзя сделать добро силой.
... он с пониманием, конечно, но понимать порой начинает не сразу.
- Слушайте, а есть таблетки, чтоб не чувствовать себя сволочью?
- От совести, что ли? – уточнил Захар. – Боюсь, так далеко медицина не шагнула.
- Женщине следует быть кроткой и милой… не слышала?
- Слышала. Но жизнь такова, что кротких и милых хоронят первыми.
Он предпочел отказаться от сомнений во имя репутации.
Странная штука, эта репутация… сколько ради неё глупостей творят. И ведь верят, что во благо.
- Может, сперва надеялась, что беременность привяжет к ней любимого. А потом осознала, что тот не готов на подвиги…
Дерьмо, избивающее женщин, крайне редко бывает готово на другие подвиги.
- И на самом деле она – чудовище?
- Да нет… какое чудовище. Скорее человек обыкновенный. А они порой опаснее любых чудовищ…
- Тебе давно в отпуск надобно бы. Здоровье там поправить на свежем воздухе.
Бекшеева передернуло.
- Знаешь… всякий раз, когда я пытаюсь поправить здоровье на свежем воздухе, меня пытаются убить, - произнес он доверительно. – Поэтому, наверное, но какое-то вот складывается личное предубеждение против этого свежего воздуха.