Михаил Афанасьевич Булгаков (1891–1940) в русской литературе — из самых-самых. Он разнообразен, занимателен, очень культурен и блестящ. В меру антисоветчик. Зрелый Булгаков был ни за советскую власть, ни против неё: он как бы обитал в другой, неполитической плоскости и принимал эту власть как местами довольно неприятную данность.
«— Гражданин! — опять встрял мерзкий регент, — вы что же это волнуете интуриста? За это с вас строжайше спросится! — а подозрительный профессор сделал надменное лицо, повернулся и пошел от Ивана прочь.»
«— Я извиняюсь, — заговорил он подозрительно, — вы кто такой будете? Вы — лицо официальное?»
Получается, автор поддерживает расхлябанность языка вместо того, чтобы уходить от неё самому и помогать уходить другим. Если уж ставят в словарях на первое место вариант «вызывающий подозрение», то и надо этого варианта придерживаться, иначе будет небрежное отношение к языку, не делающее писателю чести.
От использования слова «подозрительный» в смысле «недоверчивый» надо отказываться, чтобы не путать людей. Если не писателям заботиться о таких неброских, но нужных вещах, то кому? Академикам? Учителям? Не народным же массам!
В ходе работы над „Мастером и Маргаритой“ Булгаков неоднократно в 1933–1938 гг. читал главы из романа близким знакомым из среды литераторов, учёных, театральной интеллигенции.»
То есть, хотя роман и не прошёл при жизни автора серьёзной редакторской обработки, он, тем не менее, читанный-перечитанный и слушанный-переслушанный, так что можно без мук совести придираться к его стилю.
Стиль у Булгакова мощный и качественный, хотя и не без литературных штучек, основное назначение которых — по-видимому, лишь в том, чтобы демонстрировать тонким эстетам, что автор может и ТАК.