Цитаты
266256
admin
добавил цитату
из книги
«Дживс, вы – гений! Ваша взяла, Дживс!»
5 лет назад
...Человек, пришедший с серьезными намерениями, может вложить в «Ага!» очень большой смысл.
admin
добавил цитату
из книги
«Дживс, вы – гений! Ваша взяла, Дживс!»
5 лет назад
Такое иногда случается. Годами считаешь человека злодеем и угрозой благу общества и вдруг в один прекрасный день узнаешь, что он совершил порядочный поступок, ну и, конечно, начинаешь прозревать, что есть в нем и что-то доброе.
Когда люди несчастны, их норовят избегать.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
- Я пришёл напомнить Вам, что Вы больны, сэр. Вы ни при каких обстоятельствах не должны покидать гамак.
- Но как же я попаду в Град, если останусь здесь?
- Град будет подан прямо в библиотеку, сэр.
- Да, именно в библиотеку. Не имеет смысла пользоваться столовой, раз её милость будет жить в Бразилии.
- Я передам Ваш приказ на конюшню, сэр.
- Но мне не нужен пони. Я велел Бену продать его.
- Вам придётся проехать в курительную верхом, сэр. Доктор Мессингер взял каноэ.
- Отлично, Эмброуз.
- Благодарю Вас, сэр.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
После ухода Марджори обоим стало неловко, потому что за неделю разлуки каждый в мыслях своих сблизился с другим гораздо больше, чем на то давали право их немногие встречи.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
- А вы бедный?
- Да, очень бедный.
- Такой бедный, что можете называть всех потаскухами?
- Да, такой.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
Проповеди, созданные им в расцвете сил, первоначально предназначались для гарнизонной часовни; он никак не пытался приспособить их для новой паствы, и они по большей части заканчивались обращением к далеким очагам и далеким семьям. Прихожане этому нисколько не удивлялись. Немногое из того, о чем говорилось в церкви, имело, как они замечали, отношение к их жизни. Они очень любили проповеди своего викария и знали, что, когда викарий заводит речь о далеких очагах, пора отряхивать пыль с колен и искать зонтики.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
Тони всегда любил читать вслух и первый год после свадьбы прочел подряд несколько книг Бренде, пока в минуту откровенности она не созналась, что для нее это пытка.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
У тех, кто пускается в загул, одна беда: или им кажется, что никто о них не знает, или что знают все на свете.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
...Когда люди несчастны, их норовят избегать.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
-Знаешь что, на твоем месте я не сел бы за руль...
-Не сел бы?
-Ни за что. Скажут еще, что ты пьян.
-Кто скажет?
-Да тот тип, которого ты задавишь. Обязательно скажет, что ты пьян.
-И не ошибется.
-Так вот, я бы на твоем месте не сел бы за руль.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
...казалось, разумный и достойный строй жизни, весь накопленный им опыт был всего-навсего никчемной безделицей, по ошибке засунутой в дальний угол туалетного столика.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
Я предпочитаю быть бедным человеком в Европе. Видит Бог – я вполне беден. Так что нужно только оставаться человеком.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
Кто может ненавидеть евреев так, как еврей?
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
Какой-то ублюдок нарисовал на тротуаре космос.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
Искусство в том и состоит, чтобы не помнить о приличиях.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
В Париже знакомства и дружба завязываются чаще всего на почве секса и венерических болезней.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
В секунде оргазма сосредоточен весь мир.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
Каждый человек, набитый классиками, — враг рода человеческого.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
либо это было очень хитрая женщина, либо очень наивная - иногда трудно отличить одно от другого
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
Слова — это одиночество.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
Мы получаем наслаждение от чего угодно, только не от жизни.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
Я - один с моим огромным пустым страхом и тоской. И со своими мыслями. В этой комнате нет никого, кроме меня, и ничего, кроме моих мыслей и моих страхов. Я могу думать здесь о самых диких вещах, могу плясать, плеваться, гримасничать, ругаться, выть - никто не узнает об этом, и никто не услышит меня. Мысль, что я абсолютно один, сводит меня с ума. Это как роды. Все обрезано. Все отделено, вымыто, зачищено; одиночество и нагота. Благословение и агония. Масса пустого времени. Каждая секунда наваливается на вас, как гора. Вы тонете в ней. Пустыни, моря, озера, океаны. Время бьет, как топор мясника. Ничто. Мир. Я и не-я. Умахарумума. У всего должно быть имя. Все надо выучить, попробовать, пережить.
В коей памяти возникают все женщины, которых я знал. Это как цепь, которую я выковал из своего страдания. Каждая соединена с другой. Страх одиночества, страх быть рожденным. Дверца матки всегда распахнута. Страх и стремление куда-то. Это в крови у нас - тоска по раю. Тоска по иррациональному. Всегда по иррациональному. Наверное, это все начинается с пупка. Перерезают пуповину, дают шлепок по заднице, и - готово! - вы уже в этом мире, плывете по течению, корабль без руля. Вы смотрите на звезды, а потом на свой собственный пуп. У вас везде вырастают глаза - под мышками, во рту, в волосах, на пятках. И далекое становится близким, а близкое - далеким. Постоянное движение, выворачивание наизнанку, линька. Вас крутит в болтает долгие годы, пока вы не попадете в мертвый, неподвижный центр, и тут вы начинаете медленно гнить, разваливаться на части. Все, что от вас остается, - это имя.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
Я – свободный человек, и мне нужна моя свобода. Мне нужно быть одному. Нужно думать о своем стыде и отчаянии в одиночестве; мне нужны солнце и камни мостовых, но без спутников, без разговоров, я должен остаться лицом к лицу с самим собой и с той музыкой, которая звучит в моем сердце. Чего вы все от меня добиваетесь? Если мне хочется что-нибудь сказать, то я это печатаю. Если мне хочется что-нибудь дать, я даю. Ваше любопытство вызывает у меня тошноту! Ваши комплименты оскорбляют меня! Ваш чай для меня отрава! Я никому ничего не должен. Я ответственен только перед Богом – если Он существует!» Мне кажется, что Панини слегка ошибается, говоря о своей потребности быть одному. Быть одному совсем не трудно, если ты нищий или неудачник. Художник всегда один – если он действительно художник. Нет, единственное, что на самом деле необходимо художнику, - это одиночество.
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…
Люди как вши – они забираются под кожу и остаются там.
Вы чешетесь и чешетесь – до крови, но вам никогда не избавиться от этих вшей. Куда бы я ни сунулся, везде люди, делающие ералаш из своей жизни. Несчастье, тоска, грусть, мысли о самоубийстве – это сейчас у всех в крови. Катастрофы, бессмыслица, неудовлетворенность носятся в воздухе. Чешись сколько хочешь, пока не сдерешь кожу. На меня это производит бодрящее впечатление. Ни подавленности, ни разочарования – напротив, даже некоторое удовольствие. Я жажду новых аварий, новых потрясающих несчастий и чудовищных неудач.
Пусть мир катится в тартарары! Пусть человечество зачешется до смерти!
«Тропик Рака». Роман Миллера, который современники называли «непристойным» и «скандальным» — мы же, потомки, можем назвать лишь гениальным. Роман, в котором отчаянная «ненормативность» лексики — всего лишь обрамление для извечной истории «кризиса середины жизни» писателя-авангардиста, медленно шалеющего от безумия своих «времени и нравов»… История любви и ненависти, история творчества — и безумия…