Цитаты

На самом деле - и надежда, и страх - проявление слабости.

Вторая Академия

Айзек Азимов

Никто не подозревал что Академии может угрожать всего один человек. Но именно так и получается — завоеватель Мул, появившийся с Периферии, захватывает Терминус без единого выстрела. Спасти Основание и План Селдона возможно может только загадочное Вторая Академия, находящееся на другом конце Галактике. Там где кончаются звезды…

     « Не всё должно быть правдой, но всё должно выглядеть правдиво. »

Вторая Академия

Айзек Азимов

Никто не подозревал что Академии может угрожать всего один человек. Но именно так и получается — завоеватель Мул, появившийся с Периферии, захватывает Терминус без единого выстрела. Спасти Основание и План Селдона возможно может только загадочное Вторая Академия, находящееся на другом конце Галактике. Там где кончаются звезды…

Самый безнадежный тупица – как раз тот, кто не знает, что он мудр.

Вторая Академия

Айзек Азимов

Никто не подозревал что Академии может угрожать всего один человек. Но именно так и получается — завоеватель Мул, появившийся с Периферии, захватывает Терминус без единого выстрела. Спасти Основание и План Селдона возможно может только загадочное Вторая Академия, находящееся на другом конце Галактике. Там где кончаются звезды…

- Вы поклонник простых радостей? – Я бы не прочь, да звезды не дают

Вторая Академия

Айзек Азимов

Никто не подозревал что Академии может угрожать всего один человек. Но именно так и получается — завоеватель Мул, появившийся с Периферии, захватывает Терминус без единого выстрела. Спасти Основание и План Селдона возможно может только загадочное Вторая Академия, находящееся на другом конце Галактике. Там где кончаются звезды…

Человек живет в душном плотном тумане, в котором не видит никого, кроме себя самого. Иногда до него доносятся сигналы, подаваемые другим человеком из такого же кокона. Люди, шагните навстречу друг другу! Но они не знают друг друга, не понимают друг друга, не решаются верить друг другу, с рождения угнетены и напуганы одиночеством – и потому боятся и ненавидят друг друга.

Вторая Академия

Айзек Азимов

Никто не подозревал что Академии может угрожать всего один человек. Но именно так и получается — завоеватель Мул, появившийся с Периферии, захватывает Терминус без единого выстрела. Спасти Основание и План Селдона возможно может только загадочное Вторая Академия, находящееся на другом конце Галактике. Там где кончаются звезды…

     « Только та ложь хороша, за которую не стыдно. »

Вторая Академия

Айзек Азимов

Никто не подозревал что Академии может угрожать всего один человек. Но именно так и получается — завоеватель Мул, появившийся с Периферии, захватывает Терминус без единого выстрела. Спасти Основание и План Селдона возможно может только загадочное Вторая Академия, находящееся на другом конце Галактике. Там где кончаются звезды…

– Вы поступаете неблагоразумно, стоя на карнизе. Вы можете упасть, сломать шею и помять наши цветы, редкие и очень дорогие.

Вторая Академия

Айзек Азимов

Никто не подозревал что Академии может угрожать всего один человек. Но именно так и получается — завоеватель Мул, появившийся с Периферии, захватывает Терминус без единого выстрела. Спасти Основание и План Селдона возможно может только загадочное Вторая Академия, находящееся на другом конце Галактике. Там где кончаются звезды…

– Почему вы считаете, что глупо лезть в окно, если можно войти в дверь?
– Потому что глупо привлекать к себе внимание, если хочешь спрятаться. Если у меня есть тайна, я не заклеиваю пластырем рот, чтобы все видели, что я боюсь что-то выболтать. Я говорю столько же, сколько обычно, но о другом.

Вторая Академия

Айзек Азимов

Никто не подозревал что Академии может угрожать всего один человек. Но именно так и получается — завоеватель Мул, появившийся с Периферии, захватывает Терминус без единого выстрела. Спасти Основание и План Селдона возможно может только загадочное Вторая Академия, находящееся на другом конце Галактике. Там где кончаются звезды…

Вот бывает, иногда в детстве думаешь — а что будет, если я умру?… И тогда мне кажется, что бунтует все мое существо. Если задуматься, что это за чувство, то в конце концов становится ясно: это любопытство. Тебе ведь интересно, что будет после тебя?

Когда путешествие на повозке, что зовется жизнью, закончится, ты не сможешь еще раз отправиться в него, но если у тебя в руках есть книга, какой бы сложной и запутанной она ни была, ты всегда можешь вернуться в начало, когда она закончится, чтобы понять жизнь и то, что ты понять не смог.

Я хочу, чтобы из моего сознания все стерлось, чтобы от моего прошлого не осталось и следа, а от будущего и моих надежд - тоже ничего не осталось. Я хочу избавиться от искусственных сооружений моего разума, я хочу свободно гулять в мире, существующем за пределами моего сознания. Но теперь я знаю, что не смогу забыть себя и всегда буду жить, как два разных человека.

Человек познает себя до определенной степени, а потом, как бы он ни пытался, он доходит до определенной точки познания себя и застревает на ней.

Вот то, что мы называем болтовней и дружеской беседой. Мы рассказываем друг другу о том, что нам и так известно

Часто, когда два человека молчат, это молчание бывает гораздо значительнее, чем разговор.

Раз ты такой умный и сообразительный, чего ж тогда от тебя сбежала твоя красивая, рассудительная жена?

Они проведут много часов под бледным светом лампы, рассуждая о том, что весь мир, кроме них, — несправедлив, глуп и вздорен, при этом забыв о своей собственной глупости и вздорности.

Один юноша по имени Мухаррем ушел из дома, чтобы изучать Коран, а его отец Синан застал его с Ресулем. Отец говорит, что Ресуль сбил его сына с правильного пути и просит провести расследование. А Ресуль отвечает, что Мухаррем сам пришел к нему, они вместе пошли на мельницу, а на обратном пути Мухаррем скрылся во фруктовой роще, собирая инжир. Переписав и эту историю вместе с датой к себе в тетрадь, я задумался о том, каким был инжир, который так нравился мальчику, и каким был Ресуль, которому так нравился мальчик, любивший инжир около четырехсот лет назад.

Этой ночью я обнаружил ту невидимую границу, что отделяет нас от них! Нет, Восток от Запада отделяет не одежда, машины, дома, мебель, пророки и фабрики с правительствами. Это все следствие. Они отличаются от нас этой маленькой простой истиной: они узнали о существовании бездонного колодца, что зовется смертью, познали Небытие, а мы ничего не знаем об этой ужасной правде. Я теряю рассудок, когда думаю о том, как велико различие между нами, возникшее из-за такого маленького, простого открытия! У меня в голове не укладывается, как за тысячу лет на всем огромном Востоке не нашлось ни одного человека, который бы подумал об этом. Теперь даже ты увидишь, Фатьма, если оглянешься на потерянное время и жизнь, как велики были глупость и лень! Но я верю в будущее, потому что я сделал первый шаг, пусть простой, но очень важный, и много веков нужно было прождать, чтобы сделать этот шаг; сегодня ночью я, Селяхаттин Дарвыноглу, открыл на Востоке смерть! Ты заметила, что я сказал? Но ты смотришь равнодушно! Ведь только тот, кто познал темноту, может познать свет, только тот, кому ведомо Небытие, знает, что такое „жить". Я думаю о смерти, значит, я — существую! Да нет же! И восточные тунеядцы, к сожалению, тоже существуют, есть и ты, и твое вязанье с твоими спицами, но ни один из вас даже не догадывается о смерти! По правде следовало бы сказать так: я думаю о смерти, значит, я — европеец! Я первый европеец, вышедший с Востока, первый Восток, ставший Западом! Ты поняла, Фатьма?» Внезапно он крикнул: «Господи, ты такая же, как они, ты слепая!»

Я бы мог поклясться, что они делают все это не потому, что им нравится, а потому, что так делают все!

Мы начали разговаривать, но не для того, чтобы прийти к какому-то заключению, а для того, чтобы заставить слова понапрасну сражаться друг с другом и, сталкивая их между собой, отчетливо продемонстрировать их пустоту.

Вам гораздо больнее оттого, что кто-то остался безгрешным, а не оттого, что сами по шею в грехе.

Надежда позволяет выжить. Она то, что держит, помогая не умереть.

От того, что мы говорим, не зависит ничего.

Какая странная вещь любовь! Я как будто не живу в настоящем! С одной стороны, я без скуки думаю о будущем и в то же время живу в прошлом, по многу раз вспоминая его, в поисках нового смысла ее поступков и слов.

Происходило то, чего они ждали, и, глядя на танцовщицу, они думали, что они — не «такие». Я чувствовал, что себя-то они считают равными мужчине и совершенно спокойны, но при этом считают «такими» и нас, всех нас. Черт, они же унижали нас, как домохозяйки, которые верят, что равны своим мужьям, когда командуют прислугой!