Серия «Журнал "Октябрь" № 1. 2012»

Споры о природе эссеистики можно окончить кивком в сторону поэзии. В подборке Марии Ватутиной, во всяком случае, стихи и не стихи, лирика и мышление слились так, как личная и родовая история новорожденного, которого вносят, как благословение, во всякое видевший дом. «Баба Маня шьет шинели, / чтобы шинами висели / на солдатиках, и так / преодолевался тракт», — «Рванулась вперед, схватила внучку — мою маму — ни слова ни говоря пошла впереди семьи с драгоценной ношей на руках. Баба Маня. Марией...

В предложенной читателям дискуссии мы задались целью выяснить соотношение понятий свободы и рабства в нынешнем общественном сознании. Понять, что сегодня означают эти слова для свободного гражданина свободной страны. К этому нас подтолкнули юбилейные даты минувшего года: двадцать лет новой России (события 1991 г.) и стопятидесятилетие со дня отмены крепостного права (1861 г.). Готовность, с которой откликнулись на наше предложение участвовать в дискуссии писатели и публицисты, горячность, с...

«Великая юродивая» русской поэзии сегодня жила бы мэтром. Ее диковатая, непосредственная, будто детская, стихотворная речь — эффективная прививка от замучившей поэтов и обозревателей литературной инерции. Студентка Литературного института Евгения Коробкова несколько лет работала с архивами Некрасовой и нашла ряд не опубликованных до сих пор текстов, а также восстановила некоторые уже известные стихотворения в авторской редакции.

Рассказ-эпилог к роману, который создавался на протяжении двадцати шести лет и сам был завершающей частью еще более долгого проекта писателя — тетралогии “Империя в четырех измерениях”. Встреча “последних из оглашенных” в рассказе позволяет автору вспомнить глобальные сюжеты переходного времени — чтобы отпустить их, с легким сердцем. Не загадывая, как разрешится постимперская смута географии и языка, уповая на любовь, которая удержит мир в целости, несмотря на расколы и перестрелки в кичливом...

Очерк о путешествии архитектора к центру сборки романа «Война и мир». Автор в самом начале вычерчивает упорядоченный смысл толстовской эпопеи — и едет за подтверждением в имение писателя. Но вместо порядка находит хаос: усадьбу без наследного дома. И весь роман предстает «фокусом», одним мигом, вместившим всю историю семьи, «воцелением времени», центровым зданием, построенным на месте утраченного дома.