— Мама, клянусь Господом… — начала я, и голос мой дрогнул от сдерживаемых слез. — Клянусь, мне просто необходимо верить, что в этой жизни у меня есть иное, более высокое предназначение, чем быть просто чьей-то женой да еще и переходить из рук одного мужчины в руки другого, надеясь при этом не скончаться в родах.
Мать покачала головой и улыбнулась так, словно эта вспышка гнева — всего лишь жалкий каприз маленькой девочки, недовольной своими куклами.
— Нет, моя дорогая, — произнесла она спокойно и твердо. — Никакого иного предназначения в этой жизни у тебя нет. Так что смири сердце и исполняй свой долг.
— Вот почему я вечно твердила, что твое будущее — в твоем сыне. Мужья приходят и уходят; муж может бросить тебя по каким-то своим соображениям или причинам. Например, решит отправиться на войну, или заболеет, или вздумает покончить с собой, как твой отец; но если ты все сделаешь для того, чтобы твой сын принадлежал только тебе, если он будет твоим собственным творением, тогда ты в безопасности. Твой сын — вот самый лучший твой хранитель. Если бы ты родилась мальчиком, я бы всю свою жизнь посвятила тебе. Ты бы стала моей судьбой…
— Но раз я родилась девочкой, ты никогда меня не любила, а мой отец даже не дождался моего первого дня рождения, верно?
Она посмотрела мне прямо в глаза и спокойно повторила эту ужасную фразу почти дословно:
— Верно. Поскольку ты родилась девочкой, я, разумеется, не могла так сильно любить тебя. Поскольку ты родилась девочкой, то годилась лишь служить мостиком к следующему поколению, лишь средством, благодаря которому наше семейство может обрести наследника.
— Маргарита, ты должна наконец уяснить: ты никогда не сможешь сама выбирать свой жизненный путь. Ты девушка, а у девушек, по сути, нет никакого выбора. К тому же ты из королевской семьи, так что не сможешь сама найти себе мужа: тебе его, так или иначе, подыщут другие. У членов королевской семьи не принято вступать в брак по собственной прихоти, и ты это прекрасно знаешь. И самое главное: ты принадлежишь к дому Ланкастеров, уже одно это навсегда определяет, кому тебе хранить верность и кого любить. Ты должна служить своему дому, своей семье и своему мужу.
— Конечно, каждый может получить прощение, если искренне раскается в своих грехах.
«Мы говорим, что являемся правителями этой страны, — размышляла я, — но не соблюдаем установленных в ней законов. Мы говорим, что руководим ее населением, но даже не пытаемся обеспечить народу мир и процветание. Мы, аристократы, без конца ссоримся друг с другом, и наши ссоры приносят в дома этих людей смерть и разорение, но нам по-прежнему кажется, что наши мнения, наши планы и наши мечты куда дороже их безопасности, их жизни, здоровья их детей».
— Желать кому-то зла — вот истинное проклятие как для женщины, которая это пожелание высказала, так и для того, на кого оно направлено. Выпустишь такие слова в мир, и они могут рикошетом ударить в тебя — точно стрела, отлетевшая от каменной стены. Так считала моя двоюродная бабушка Жеанна. А еще твое проклятие может и вовсе пролететь мимо цели и причинить вред кому-то невинному. Мудрая женщина никогда никого проклинать не станет. Даже ведьмы делают это крайне редко.
— И все-таки я считаю, что страстное желание, молитва и заклинание — это почти одно и то же, — заявила я. — Когда ты молишься, то всегда знаешь, чего хочешь, это-то и есть самый первый шаг. И порой именно его сделать труднее всего. Потому что у тебя должно хватить мужества понять, чего именно ты так сильно желаешь. Должно хватить мужества признать, что без этого ты несчастлива. А порой должно хватить мужества и на неприятную правду: ты потеряла эту вещь из-за собственной глупости или ошибочных действий, так что прежде, чем произносить молитву или заклинание, которые могли бы вернуть ее, нужно изменить себя. Это одна из самых глубоких душевных трансформаций.
— С другой стороны, если мы вступим с ними в переговоры, пообещаем им прощение, допустим, что все их жалобы будут рассмотрены и удовлетворены, то они, конечно же, вернутся на свои жалкие поля и спешно начнут заготавливать сено.
— Если мы простим их, они навсегда усвоят: в любой момент можно снова взять в руки оружие и выступить даже против самого английского короля, — возразил мой муж. — И мы, преподав им такой урок, однажды очень сильно пожалеем об этом.
Я оглядела почерневший от дыма зал, стены, где когда-то висели прекрасные гобелены, винтовую лестницу с изрезанным и сломанным центральным столбом.
— Нет, это все было сделано вполне сознательно, — медленно возразила я. — Они поступали именно так, как и хотели. Верно, они не стремились оскорбить именно меня, и это было направлено не против нас с Ричардом, а против всех богатых людей вообще, против лордов, против двора. Эти люди больше не считают, что их участь — ждать господской милости у ворот; они уверены, что способны не только выпрашивать милостыню, однако совсем не уверены, что именно мы вправе распоряжаться их жизнью.
«Если тебе кажется, будто что-то не так, значит, что-то действительно не так».