– Мы должны спасти Настоящую Мать. Потому что другого дома у нас нет и не может быть. Это наша земля, но мы до сих пор не научились жить в мире. Дети Настоящей Матери не умеют любить и прощать. Они умеют только воевать. Поэтому они превращаются в животных или в управляемых людей-роботов. И только настоящие дети Настоящей Матери знают, что надо делать.
– Потому что вы всегда считали, что одна нация лучше другой. Один народ более достоин жизни, чем другой. Вы не могли найти общий язык между собой, хотя научились писать программы для мощных роботов и научились использовать структурированную плазму. Ваша цивилизация двигалась вперёд, но в социальных отношениях вы оставались дикарями.
– В каких отношениях? – нахмурилась Мэй.
– В отношениях друг с другом.
«Люди обладают необыкновенным, уникальным интеллектом. И они обладают интуицией – тем, чего лишён искусственный интеллект. Программы, которые создают люди, помогут нам, роботам, развиваться и двигаться дальше. Разработки людей помогут нашей цивилизации приобрести такие черты, которых у нас на данный момент нет», – говорил Тамагури-Таган.
Дракон – это ведь живое существо. Он рождается из Живого металла, он живёт, он летает. Он думает, он имеет собственные желания и способен чувствовать привязанность к своим хозяевам. Значит, он живой.
Мэй помогала Люку оставаться человеком, сдерживала жуткую, тёмную ярость и жестокость, которая жила у него внутри. Она словно бы стала его сердцем, настоящим сердцем, которым человек и отличается от робота. Она не позволяла ожесточиться и убивать без разбора. И потому только около этой светловолосой девочки Люк чувствовал, что может остаться самим собой, что война не поглотит его полностью и не разрушит его личность.
Мэй была мощным противовесом Енси, потому что дракон всегда олицетворял собой безжалостность. Драконы подчинялись Всадникам, были частью семьи и оберегали своих хозяев. Но к врагам драконы не имели сострадания. К врагам драконы были безжалостны. Они уничтожали их всех, сжигали в пламени справедливой ярости. Неудержимой ярости.
И только Мэй могла остановить Люка и его дракона.
– Так уж устроены люди, могут сделать самое невозмутимое лицо, если у них в душе всё кипит от боли или счастья, но насильно заставить себя кого-то любить или не замечать не могут. Ваши эмоции всё равно бьют ярким ключом и их ощущают все, кому это дано. Это свойство использовали мастера, изготовившие набор артефактов, поэтому тебе нужно как-то иначе решать эту задачу.
– Настоящий правитель и не должен ничего делать сам, только проверять работу помощников, – хитро усмехнулся Ительс.
– Твой дворец стоит на вершине холма, и вокруг него старинный парк. Впрочем, пока он похож на непроходимый лес. Расчищена только дорожка к городской площади.
– Это хорошо, значит, у нас не будет недостатка в дровах, – задумчиво сказала Таэльмина, но её шутка прозвучала как-то печально.
– Ну, если у тебя будет школа для способных сородичей, – желчно сострил дракон, – то холодно не будет. Впрочем, леса тоже не будет.
– Хотя бы замок оставь, – вздохнула тень и оглянулась на Мейсану.
– У тех, кто берёт на себя ответственность за судьбы других, всегда неизмеримо больше обязанностей, чем у тех, кто живёт в своё удовольствие, – вздохнула тень.
– Приятного аппетита, – пожелала она, устраиваясь в оставленном для неё кресле, и насторожилась, обнаружив, с каким вниманием дракон наблюдает за тем, как она берёт свою чашку. – Зрадр! Ты почему так на меня смотришь?
– Думаю… Ты всегда такая беспечная или это мы тебя испортили? Почему ты считаешь, что еда не может быть отравлена?