Какие кружева плетет нитка моей жизни…
Шутейный стиль общения считался хорошим тоном. И в научной среде, и в театральной всякое важничанье, обида на шутку, отсутствие самоиронии были гибельны. Ты обязан иметь юмор или должен терпеть юмор окружающих, если не хочешь быть отторгнутым сообществом коллег. Этим интеллектуалы и артисты отгораживали себя от власти, которая в XX веке была слишком серьезной и шуток с собой совершенно не терпела.
Это теперь просвещенные люди думают, что ВТО расшифровывается как Всемирная торговая организация, в которую все мечтает вступить Россия. А пятьдесят лет назад ВТО – это было Всероссийское театральное общество.
Варварство – понятие относительное. Человечество знало это не хуже других. Василиса еще помнила тот день, когда на Земле закрыли последний мясокомбинат. Дискриминация по принципу «разумное в праве пожирать неразумное» являлось самой распространенной во Вселенной.
Слушайте, я вижу следующее: ваш муж — оборотень. И он стремительно превращается… в диван.
Также является реальностью и то, что людям не хватает хороших, добрых и вдохновляющих историй, позитива, неспешной беседы, человеческого тепла. Но я чувствую себя не просто обитателем современного мира, но и в какой-то мере его создателем. И если простых и добрых историй не хватает, значит, пришло время их сотворить…
Таким образом гонорар становится настоящей платой за самый унизительный из родов проституции — платой, посредством которой публика и автор взаимно друг друга развращают.
Система гонораров, как промышленных сделок на литературном рынке, — орудие, посредством которого публика порабощает своих поденщиков, своих писателей: они же мстят ей тем, что, презирая и угрожая, развращают ее.
Полное незнание иногда лучше неполного знания.
Язык — воплощение народного духа; вот почему падение русского языка и литературы есть в то же время падение русского духа. Это воистину самое тяжкое бедствие, какое может поразить великую страну. Я употребляю слово бедствие вовсе не для метафоры, а вполне искренне и точно. В самом деле, от первого до последнего, от малого до великого, — для всех нас падение русского сознания, русской литературы, может быть, и менее заметное, но нисколько не менее действительное и страшное бедствие, чем война, болезни и голод.