Вообще, постаралась, чтобы это выглядело шуткой, но Арнар воспринял услышанное как-то по-своему. Мгновенно в бешенстве прищуренные глаза, напрягшееся тело, ожесточенное выражение лица, и сказанное почти ласково: – Как говоришь, его имя? Скептически посмотрев на него, я спросила: – А как звучат имена тех, кто сделал сильным тебя? Сахир странно улыбнулся и произнес очень пугающее: – Уже не звучат.
Плохой мир всегда лучше хорошей войны.
То чувство, когда вдруг понимаешь, насколько ты не женщина.
Ситуация рвала все мои шаблоны на куски и тряпки.
– И белье могла бы снять хотя бы из благодарности. – Вообще-то это неприлично. – Быть неблагодарной?
Все, что я в итоге уяснила для себя: любовь в женском варианте – это цветы, небо голубое, построение глазок, поцелуи и обнимашки, в мужском – грубее, проще, примитивнее и упирается в «куда».
И каков уровень «безопасности»? – прямо спросил шеф. – Уровень «хрен вытащишь», – мрачно охарактеризовала ситуацию.
А я, знаешь ли, как раз шел тебя тут жестоко психически и физически насиловать, – заявил он, сурово глядя мне в глаза, но при этом почему-то с трудом сдерживая улыбку.
Не любишь яйца? – Только не ваши! – выдохнула я, имея в виду весь набор ядовитых яиц Рейтана. – Это вот сейчас очень двусмысленно прозвучало.
Он начал с того, что описал мне перспективы жестокого многочасового изнасилования, чтобы мне стало меня жалко, закончил тем, как сильно ты будешь терзаться после моего жестокого многочасового изнасилования, чтобы мне стало жалко уже тебя. Арнар, задумчиво кивнув, подвел итог: – Судя по тому, что ты не кинулась к своему героическому «спасителю», ты у меня вконец безжалостная.