Стоило мне скользнуть по ним взглядом, как на глаза набежали слёзы. Так сильно действовали на меня некоторые картины. Другие, напротив, оставляли равнодушным. В живописи я признавал только это мерило – какие она вызывает эмоции. Чувство неисчерпаемости. Чувство прекрасного. Собранные в одно мгновенное впечатление, они проявлялись настолько остро, что порой было трудно их выдержать. Вдобавок – их полная необъяснимость.
Очень странное ощущение, когда просыпаешься утром в полном одиночестве: пустота словно не только вокруг, но и внутри тебя.
Наше представление о смерти так прочно утвердилось у нас в сознании, что мы не только испытываем шок, сталкиваясь с тем, что действительность не совпадает с нашими представлениями, но ещё и всеми силами стараемся это скрыть.
Про жизнь я понял только одно: надо её терпеть, не задавая лишних вопросов, в тоску, которая в результате генерируется, использовать как топливо для писательства.
Музыка была у них неотделима от мысли, а вернее, вообще не имела отношения к мысли, а жила в душе, существуя сама по себе.
Чувства – как вода, их форму задает окружение. Даже самое большое горе не оставляет следов; когда оно кажется непомерным и длится так долго, это не потому, что чувства затвердели, – такого с ними не бывает, – а просто они замерли в неподвижности, как стоячая вода в лесном бочаге.
Долго время я считал, что хорошо разбираюсь в людях, но это было не так, ведь на что бы я ни смотрел, я всюду видел только себя.
Я чувствую ровно то, что чувствую, и не более.
Новый день приносит с собой не только свет. Как бы ни был ты измотан всевозможными переживаниями, ты не можешь не почувствовать бодрящего ощущения утра.
Хуже всего было то, что я в то время считал себя большим знатоком человеческих душ. Уж в чём в чём, полагал я, а в этом я разбираюсь, сам оставаясь для них загадкой. Какая глупость!