«Не имей сто подруг, а имей сотню слуг!»
Вольфгер изучил мой список внимательно... А потом вдруг выдал, неожиданно тоненьким, кривляющимся голоском:
— Папа, папа, а как ты узнал, что у вас с мамой будет ребенок?
И сам себе ответил низким саркастическим басом:
— Мне дядя-гоблин сказал.
— А мама что в это время делала?
— А она тебе как раз другого папу выбирала!
Любая тайна перестает быть тайной, если о ней знает больше двоих человек.
«Мерзавец! Свинья он, а не волк!» — подумала я и крепко зажмурилась, уткнувшись лбом в твердую грудь, пытаясь удержать слезы, но уже зная, что безуспешно.
А и пусть!
Не зашибу, так утоплю негодяя!
Отчитываться об отсутствии результатов кому-то вроде Грина было куда более унизительно, нежели кому-то вроде Валлоу. Неудивительно — оказаться болваном в глазах профессионала гораздо обиднее, чем в глазах болвана…
Она, словно ощутив это, оглянулась, повела взглядом по залу и, найдя капитана, изобразила лицом «надо же, как кстати!». Потом что-то сказала на ухо «невельскому родственнику», тот тоже оглянулся и попытался выразить что-то вроде «ба, какая радость!» — но получалось у него куда хуже, чем у Эвы. На предвзятый взгляд Лейта это больше походило на «все же он здесь, скотина!»
И об этом человеке я беспокоилась! За него я волновалась, вызывая врача! Да я за него почти замуж вышла!
Нет, Эва, такой питомец тебе в доме не нужен!
Я знаю, что приличные дамы не дерутся с любовниками и не душат их подушками — они предпочитают яд, но яда под рукой у меня не случилось, а кровь взывала к отмщению…
Я глазела на него, пытаясь отыскать признаки стыда и совести, добрую пару минут. Ни первого, ни второго не обнаружила (особенно — первого!), дала себе мысленную оплеуху и уплыла на кухню.
— Капитан, вы раньше не позволяли себе дергать меня с кольцом истины по всяким мелким служебным надобностям, — заявила я, когда Вольфгер подъехал к управлению, чтобы забрать меня.
— Раньше я не знал, что оно у вас есть, — любезно ответил на это волк.
Наглость оборотневая, подвид — феерическая!
И отдельной статьей — брюки. Отчетливо дамские брюки, обрисовывающие что надо и что надо подчеркивающие.
Смерть рассудку, а не брюки.
При мысли о клещах капитан мечтательно зажмурился — ах, как бы они ему нынче пригодились! Он даже согласен был бы не драть этому хлыщу ими ногти, а просто и бесхитростно засунуть… Куда придется, словом.
Так что ж ты из дома не ушла? У тебя к тому времени профессия была — с голоду не померла бы! Так нет — тебе хотелось и рыбку съесть, и в воду не лезть!
Лейт не совсем понимал, почему виноват подручный, а страдает он, но привычно списывал это на несправедливости судьбы.
Капитан, добрая душа, кофе варил такой, что от него взбодрились бы все три огромных городских кладбища — что уж говорить об одном-единственном, не слишком крупном, эксперте?
— Когда благовоспитанные барышни принимаются изображать хулиганов, — делился между тем со мной наблюдениями вервольф, — получается у них, как правило, через ж… жизненный опыт.
Я пребывала в той восхитительной стадии легкого опьянения, когда ты испытываешь удивительную ясность мыслей и ощущаешь себя абсолютно трезвой, а мир вокруг обретает небывалую четкость и прозрачность, и ты немыслимо близок ко всем тайнам бытия. Но резких движений предпочитаешь не делать.
Но Вольфгер был доволен. Оба — и клиент, и поставщик — за надежной тюремной решеткой. Оба молчат, как гномы на вопрос о заначке.
Он больше не следил за тем, кто попадается под кулак, понимая только, что маг может уйти. А уходить ему никак нельзя.
…а потому в челюсть Алеману он врезал не только с удовлетворением, но и с удовольствием — и без малейших сожалений!
Получив вожделенный адрес, двое подчиненных понятливо исчезли с глаз злющего, как волк, капитана — пока не загрыз кого-нибудь.
Остальная следственная группа, такой возможности не имевшая, проводила счастливчиков завистливыми взглядами.
Во время второй выволочки Лейт не выдержал и прямо спросил, откуда столько внимания к этому делу, если из сейфа уважаемого господина Корвина ничего не пропало, а смерть рядовой горожанки никого особо не взволновала — но вразумительного ответа не получил и был послан. Работать.
Гостеприимство у меня и впрямь оказалось так себе: воспользовалась мужской неопытно… э… самоотверженностью, не высушила злосчастный свитер и даже не накормила голодного мужчину после трудового дня — пустой чай не в счет.
По лицу мастера было понятно, что без этой жути она отсюда не уйдет. По лицу Ошат-даро было ясно — оберет до последней монетки.
Капитан вздохнул. Однажды ему довелось стать свидетелем битвы — торговались гном и лепрекон. Кажется, здесь и сейчас назревало что-то, что затмит то событие по эпохальности…
Когда они попробовали задрать цену в третий раз, я сказала, что еще хоть слово и через месяц я решу, что эта квартира мне не подходит и буду переезжать еще раз. И обязательно воспользуюсь их услугами!
Всех денег не заработаешь, а здоровье важнее, — рассудили профессионалы и все закончили вчера.
Свою работу я любила. В основном потому, что любила артефакты. Злые языки поговаривали, что куда больше людей. В принципе, злые языки в кои-то веки были правы, и я даже не планировала с этим спорить — в конце концов, видели вы когда-нибудь артефакт, который лжет, ворует, сплетничает или просто раздражает своей невыносимой тупостью? Нет. А человека? Вот то-то же.