Цитаты из книг
Так устроена наша психология: мы начинаем думать о необходимости изменений только под воздействием определенных факторов. Когда все в порядке, организм отключает функцию страха и инстинкт самосохранения.
— Это правда, что у вас есть второй ребенок, но вы воспитываете только одного? — слышу голос в толпе журналистов. — Разумеется, нет, следующий вопрос. — Мы нашли вашего сына, — парирует журналистка. — У нас есть фотографии. Фото я получаю через минуту. Рассматриваю мальчика. У него такой же редкий цвет глаз, как у меня. Умно, конечно, приписать мне... Замираю, потому что вижу последнюю фотографию. Вижу ее. — Почему вы не участвуете в воспитании второго сына? — Без...
Никогда нельзя расслабляться. Даже если тебе кажется, что перед тобой абсолютно здоровий пациент
— Что ты делаешь в моей спальне? — чеканит и скользит взглядом по моим оголенным ногам.
Я приехала на стажировку и оказалась на улице, а он — единственный знакомый в городе. Давний друг отца. Влиятельный, сильный и… взрослый.
За три недели совместного проживания не должно было случиться ничего страшного, но однажды ночью я оказалась в его спальне… Самостоятельная история!
Я не уверена, что у богатых нет причин для слез. Думаю, их много. Ну а как иначе? Мы все люди, вне зависимости от количества денег в кармане.
— Что ты делаешь в моей спальне? — чеканит и скользит взглядом по моим оголенным ногам.
Я приехала на стажировку и оказалась на улице, а он — единственный знакомый в городе. Давний друг отца. Влиятельный, сильный и… взрослый.
За три недели совместного проживания не должно было случиться ничего страшного, но однажды ночью я оказалась в его спальне… Самостоятельная история!
Почему осознание приходит тогда, когда все проебано? Мы бежим, стараемся, трудимся, как белки в колесе. Мимолетно замечаем, что колесо проржавело, местами стерлось и пора бы его менять, но упорно бежим дальше. И только когда колесо ломается, начинаем думать, озираться, делать попытки исправить, починить.
— Отпусти его, — произносит помощница моего мужа. — Отпусти и не мешай. — О чем ты? — Отпусти Демьяна. Мы с ним ждем ребенка, а ты… ты даже не можешь ему родить. Я знаю твой диагноз, мы наблюдаемся у одного врача. *** Десять лет счастливого брака перечеркнули две полоски на тесте. Не моем, любовницы мужа. Иллюзия счастливого брака и любящего мужа рассыпалась вдребезги. Мой муж оказался неверным, а семья у него теперь будет с другой. С той, которая сможет родить ему ребенка. Вот...
Правду говорят, что время лечит. И расстояние.
— Отпусти его, — произносит помощница моего мужа. — Отпусти и не мешай. — О чем ты? — Отпусти Демьяна. Мы с ним ждем ребенка, а ты… ты даже не можешь ему родить. Я знаю твой диагноз, мы наблюдаемся у одного врача. *** Десять лет счастливого брака перечеркнули две полоски на тесте. Не моем, любовницы мужа. Иллюзия счастливого брака и любящего мужа рассыпалась вдребезги. Мой муж оказался неверным, а семья у него теперь будет с другой. С той, которая сможет родить ему ребенка. Вот...
Многие вещи понимаешь, когда оказываешься на грани жизни и смерти. В тот момент, когда тебе кажется, что еще немного, и тебя просто не станет.
— Год, Ясмин. Нашей дочери скоро год, а я понятия не имею, как она выглядит, — зло чеканит муж. — Ты сам в этом виноват. Он резко поднимается с кресла, сжимает челюсти и нависает надо мной несокрушимой скалой. Я вскидываю взгляд. Учусь в его присутствии быть равнодушной хотя бы внешне. Внутренне во мне все еще бушует ураган. — Ты думал, я прощу тебе другую женщину? — Я хочу увидеть дочь. — Это невозможно. Она осталась в другой стране, — вру, почти без фальши. Если Динар...
женщина — это не только красивое дополнение к мужчине, но и вполне себе самостоятельный человек, способный единолично принимать решения и даже работать
— Год, Ясмин. Нашей дочери скоро год, а я понятия не имею, как она выглядит, — зло чеканит муж. — Ты сам в этом виноват. Он резко поднимается с кресла, сжимает челюсти и нависает надо мной несокрушимой скалой. Я вскидываю взгляд. Учусь в его присутствии быть равнодушной хотя бы внешне. Внутренне во мне все еще бушует ураган. — Ты думал, я прощу тебе другую женщину? — Я хочу увидеть дочь. — Это невозможно. Она осталась в другой стране, — вру, почти без фальши. Если Динар...
К сожалению, иногда мы никак не можем повлиять на своих детей. Даже если воспитывали правильно, нет никаких гарантий, что в будущем ребенок не натворит ошибок и глупостей
— У тебя дочь, Назар, — проговариваю с дрожью в голосе. — Дочь от другой женщины.
— Я не хотел, чтобы так вышло.
— Как долго ты собирался скрывать?
— Всю жизнь.
Восемь лет брака.Мы были счастливы.
Но у моего мужа есть дочь от любовницы.
И ей ровно столько же, сколько было бы нашей дочери, если бы у врачей получилось ее спасти.
Люди раскрываются в экстремальных ситуациях, знали?
— У тебя дочь, Назар, — проговариваю с дрожью в голосе. — Дочь от другой женщины.
— Я не хотел, чтобы так вышло.
— Как долго ты собирался скрывать?
— Всю жизнь.
Восемь лет брака.Мы были счастливы.
Но у моего мужа есть дочь от любовницы.
И ей ровно столько же, сколько было бы нашей дочери, если бы у врачей получилось ее спасти.
Мужья , сворачивающие на лево, редко пользуются тормозами.
— Год, Ясмин. Нашей дочери скоро год, а я понятия не имею, как она выглядит, — зло чеканит муж. — Ты сам в этом виноват. Он резко поднимается с кресла, сжимает челюсти и нависает надо мной несокрушимой скалой. Я вскидываю взгляд. Учусь в его присутствии быть равнодушной хотя бы внешне. Внутренне во мне все еще бушует ураган. — Ты думал, я прощу тебе другую женщину? — Я хочу увидеть дочь. — Это невозможно. Она осталась в другой стране, — вру, почти без фальши. Если Динар...
...чтобы увидеть истинное лицо человека, достаточно просто перестать делать то, что он от тебя ожидает.
— У тебя дочь, Назар, — проговариваю с дрожью в голосе. — Дочь от другой женщины.
— Я не хотел, чтобы так вышло.
— Как долго ты собирался скрывать?
— Всю жизнь.
Восемь лет брака.Мы были счастливы.
Но у моего мужа есть дочь от любовницы.
И ей ровно столько же, сколько было бы нашей дочери, если бы у врачей получилось ее спасти.
Казалось бы — полная свобода, но я разучилась. Забыла, каково это — быть свободной и решать за себя. Я всегда делала так, как правильно. Правильно по мнению родителей, брата, общества.
Шесть лет назад я уехала из страны, чтобы навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Он растоптал мою гордость и прошелся по любящему сердцу, но оставил подарок в виде двух полосок на тесте.
Сейчас он — успешный пластический хирург. Карьерист без семьи и привязанностей, как всегда и мечтал. А я писательница, утратившая доверие к мужчинам и воспитывающая сына. Его сына.
я вдруг вспоминаю, как моя подруга однажды сказала:
“Мечтаю выйти из дорогого автомобиля и увидеть бывшего с веником в руках. Я пройду мимо, взглянув на него, как на пыль под ногами, а он… он с тоской посмотрит мне вслед”.
Шесть лет назад я уехала из страны, чтобы навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Он растоптал мою гордость и прошелся по любящему сердцу, но оставил подарок в виде двух полосок на тесте.
Сейчас он — успешный пластический хирург. Карьерист без семьи и привязанностей, как всегда и мечтал. А я писательница, утратившая доверие к мужчинам и воспитывающая сына. Его сына.
мы начинаем думать о необходимости изменений только под воздействием определенных факторов. Когда все в порядке, организм отключает функцию страха и инстинкт самосохранения.
— Это правда, что у вас есть второй ребенок, но вы воспитываете только одного? — слышу голос в толпе журналистов. — Разумеется, нет, следующий вопрос. — Мы нашли вашего сына, — парирует журналистка. — У нас есть фотографии. Фото я получаю через минуту. Рассматриваю мальчика. У него такой же редкий цвет глаз, как у меня. Умно, конечно, приписать мне... Замираю, потому что вижу последнюю фотографию. Вижу ее. — Почему вы не участвуете в воспитании второго сына? — Без...
У меня нет шансов ему отказать. Да и, похоже, отдых для себя закончился. Провалился с треском, нечего было и начинать. Кто строит отношения с другим, когда рядом тот, от кого стынет кровь в жилах и сердце разгоняется, как по щелчку пальцев? Вот и у меня не получилось!
— Это правда, что у вас есть второй ребенок, но вы воспитываете только одного? — слышу голос в толпе журналистов. — Разумеется, нет, следующий вопрос. — Мы нашли вашего сына, — парирует журналистка. — У нас есть фотографии. Фото я получаю через минуту. Рассматриваю мальчика. У него такой же редкий цвет глаз, как у меня. Умно, конечно, приписать мне... Замираю, потому что вижу последнюю фотографию. Вижу ее. — Почему вы не участвуете в воспитании второго сына? — Без...
Бармены, вроде как, неплохие психологи, но в моем случае будет достаточно сочувствующего взгляда и почетной таблички “Лох”.
— Что-то случилось? — спрашивает Рома, стоит мне выйти из ванной. — Что-то не так? Ты бледная! Он ощупывает мое лицо, трогает горячими руками за плечи, заглядывает в глаза, полные слез. — Еще и плачешь! Рассказывай… — Я беременна, Ром… — всхлипываю, совершенно не ожидая подобного поворота. Мы предохранялись. Всеми возможными способами. — Беременна? — Да, — киваю, протягивая ему тест. — Не знаю срок, но… мы ведь предохранялись… Моим плечам становится холодно, потому что Рома убирает руки. Я...
Как там говорят? Если любишь — отпусти.
На словах, конечно, здорово звучит. На деле — совсем непросто и я бы даже сказал, слишком сложно.
— Что-то случилось? — спрашивает Рома, стоит мне выйти из ванной. — Что-то не так? Ты бледная! Он ощупывает мое лицо, трогает горячими руками за плечи, заглядывает в глаза, полные слез. — Еще и плачешь! Рассказывай… — Я беременна, Ром… — всхлипываю, совершенно не ожидая подобного поворота. Мы предохранялись. Всеми возможными способами. — Беременна? — Да, — киваю, протягивая ему тест. — Не знаю срок, но… мы ведь предохранялись… Моим плечам становится холодно, потому что Рома убирает руки. Я...
— Да, дети, — вздыхает Вика. — Вот так рвешь ради них жопу, а они потом ни слов благодарности, ни преданности. Хотя вот смотри, придурку твоему преданность без усилий досталась.
— Что-то случилось? — спрашивает Рома, стоит мне выйти из ванной. — Что-то не так? Ты бледная! Он ощупывает мое лицо, трогает горячими руками за плечи, заглядывает в глаза, полные слез. — Еще и плачешь! Рассказывай… — Я беременна, Ром… — всхлипываю, совершенно не ожидая подобного поворота. Мы предохранялись. Всеми возможными способами. — Беременна? — Да, — киваю, протягивая ему тест. — Не знаю срок, но… мы ведь предохранялись… Моим плечам становится холодно, потому что Рома убирает руки. Я...
Мой брат, конечно, не был тираном, но кто его знает, на что способен мужчина, которого почти силой окольцевали.
— Как хорошо, что ты ответила, Ленка, — произнесла в трубку со слезами. — Мне нужна твоя помощь. — Что случилось? — обеспокоено спросила она. — Мы уезжали на две недели на острова, я отключила связь, чтобы по работе не беспокоили. — Егор меня выгнал. Нашел другую и сказал, чтобы я забирала сына и проваливала. — То есть как выгнал? Давно? Ты где сейчас? — Я… я у Багрова. — У кого? — ошарашено переспросила сестра. — У Саши… он… мы случайно встретились, и он помог мне. — И? Ты...
Я все жду, когда Оля начнет говорить, но вместо этого она, кажется, пытается выдавить слезу. Я едва удерживаюсь от того, чтобы не закатить глаза. Предсказуемо! И противно до жути. Я раньше велся на это. Пока пелена с глаз не сошла. Просто думал, что вот передо мной ранимая девочка, с ней нельзя иначе, нужно бережно, аккуратно, пылинки сдувать, не расстраивать, чтобы лишний раз не переломить ее.
— Она моя дочь? — спрашивает Руслан, глядя на меня в упор. — Твоя, — мой голос дрожит, а помещение кухни становится крохотным. — Ты не собиралась говорить мне, да? — догадывается. — Страшно было? Или подумала, что пошлю? — Не видела смысла, — признаюсь честно. — Наши отношения закончились шесть лет назад. Ты улетел, а я осталась. У меня не было даже твоего номера. Он кивает и отворачивается, смотря в окно за дочкой. Ксюша играет там с моей сестрой, которая любезно согласилась побыть с ней,...
Лежа в палате и вдыхая запах медикаментов, я поняла, что больше не хочу. Мне не нужно пытаться забыть, заглушить боль, переждать, пока все пройдет. Жить нужно здесь и сейчас, пользоваться моментом, показывать свою боль, разговаривать с тем, кто тебе дорог.
— Она моя дочь? — спрашивает Руслан, глядя на меня в упор. — Твоя, — мой голос дрожит, а помещение кухни становится крохотным. — Ты не собиралась говорить мне, да? — догадывается. — Страшно было? Или подумала, что пошлю? — Не видела смысла, — признаюсь честно. — Наши отношения закончились шесть лет назад. Ты улетел, а я осталась. У меня не было даже твоего номера. Он кивает и отворачивается, смотря в окно за дочкой. Ксюша играет там с моей сестрой, которая любезно согласилась побыть с ней,...
Так бывает, что мы часто обвиняем близких нам людей в том, чего они не совершали. Это понимание, что ты обидел приходит, увы, не сразу. Иногда слишком поздно. Тогда, когда уже ничего исправить нельзя.
— Она моя дочь? — спрашивает Руслан, глядя на меня в упор. — Твоя, — мой голос дрожит, а помещение кухни становится крохотным. — Ты не собиралась говорить мне, да? — догадывается. — Страшно было? Или подумала, что пошлю? — Не видела смысла, — признаюсь честно. — Наши отношения закончились шесть лет назад. Ты улетел, а я осталась. У меня не было даже твоего номера. Он кивает и отворачивается, смотря в окно за дочкой. Ксюша играет там с моей сестрой, которая любезно согласилась побыть с ней,...
Как ребенок себя веду, честное слово. Даю надежду и тут же отбираю, заставляю парня совершать поступки ради меня, стараться, доказывать что-то.
— Она моя дочь? — спрашивает Руслан, глядя на меня в упор. — Твоя, — мой голос дрожит, а помещение кухни становится крохотным. — Ты не собиралась говорить мне, да? — догадывается. — Страшно было? Или подумала, что пошлю? — Не видела смысла, — признаюсь честно. — Наши отношения закончились шесть лет назад. Ты улетел, а я осталась. У меня не было даже твоего номера. Он кивает и отворачивается, смотря в окно за дочкой. Ксюша играет там с моей сестрой, которая любезно согласилась побыть с ней,...
Возможно ли выбросить из головы человека, который был тебе близок, даже если он предал?
— Она моя дочь? — спрашивает Руслан, глядя на меня в упор. — Твоя, — мой голос дрожит, а помещение кухни становится крохотным. — Ты не собиралась говорить мне, да? — догадывается. — Страшно было? Или подумала, что пошлю? — Не видела смысла, — признаюсь честно. — Наши отношения закончились шесть лет назад. Ты улетел, а я осталась. У меня не было даже твоего номера. Он кивает и отворачивается, смотря в окно за дочкой. Ксюша играет там с моей сестрой, которая любезно согласилась побыть с ней,...
Я определенно сказочный дурачок. Разводили, как лоха, а я и рад верить! Зато ей… Ане… не поверил.
— Она моя дочь? — спрашивает Руслан, глядя на меня в упор. — Твоя, — мой голос дрожит, а помещение кухни становится крохотным. — Ты не собиралась говорить мне, да? — догадывается. — Страшно было? Или подумала, что пошлю? — Не видела смысла, — признаюсь честно. — Наши отношения закончились шесть лет назад. Ты улетел, а я осталась. У меня не было даже твоего номера. Он кивает и отворачивается, смотря в окно за дочкой. Ксюша играет там с моей сестрой, которая любезно согласилась побыть с ней,...