Как-то вечером, отужинав, Джошуа Эндерби вышел на террасу с сигаретой. Вернувшись в комнату, он обвел глазами стол:
- А где же твой пончик с клубникой?
- Угостила новую горничную. Мне не хотелось сладкого.
- Ты соображаешь, что делаешь?
Она вперилась в него ненавидящим взглядом:
- Не хочешь ли ты сказать, старый черт, что пончик был отравлен?
В кухне что-то с грохотом обрушилось на пол.
Джошуа отправился посмотреть, в чем дело, и очень скоро вернулся.
- Новая горничная свое отслужила, - сообщил он.
Оглушительный шепот пронизывал тень и темень. Что-то восставало. Что-то двигалось.
Его обдало ледяным холодом. Сердце замерло.
Во мраке, за окном.
Наступила осень.
Пришел октябрь.
Сад звал…
Пожинать плоды
— Что же это за птицы?— Птицы вечности, маленькие весталки Непорочного Зачатия Музыки. Они вынашивают новую жизнь: имя ей — песня.
Когда в ушах зазвучат голоса рассветного театра, медлить нельзя. Нужно срочно вскакивать. Не успеешь залезть под душ, чтобы привести в порядок мысли, как эти голоса могут умолкнуть.Скорость — это все. Кто бежит к пишущей машинке со скоростью 90 миль в час, тот убегает от житейских тягот и надвигающейся смерти.Спешите жить.Вот, пожалуй, и все.Жить. И писать. Не теряя ни минуты.
— Просто не верится! — сказал он.- Ты слышишь?— Кого? Птичек? — переспросил Блэк, который, напротив, воздал должное содержимому стакана, порадовался осеннему теплу, с удовольствием рассмотрел внушительный особняк и пропустил мимо ушей пение птиц.
— Когда происходит чудо, не подвергай его сомнению. Боже праведный, может, эти прелестные создания напевали свои неподражаемые мотивы уже долгие месяцы или даже годы, но не были услышаны. Сегодня кто-то впервые обратил на них внимание. И это был я! Как мне распорядиться этим подарком судьбы?
— Уютно, правда? Теперь в библиотеках чересчур много света. Но в каких-то уголках непременно должен царить полумрак. Ты согласен? Должна быть тайна. Чтобы по ночам с полок спускались неведомые звери и замирали в этом тропическом свете, перелистывая страницы своим дыханием.
Великие изобретения всегда рождаются в великую эпоху.
— Вы знаете, как пахнут новые книги? Переплет, бумага, шрифт? Это как свежий хлеб для голодного.
— Видишь это заглавие?
— Вижу!
— Прочти дату.
— Тысяча девятьсот девяносто четвертый. «Амонтильядо». И мое имя!
— Точно! А теперь тряхни головой. Пусть на шутовском колпаке зазвенят бубенчики. Я принес раствор, чтобы укрепить последний камень. Надо торопиться. Сейчас вокруг тебя сомкнутся стены из твоих собственных книг. Когда к тебе придет смерть, как ты ее встретишь? Восклицанием и словами?…
— Requiescat in расе?
— Повтори.
— Requiescat in pace!
Тут налетел Ветер Времени, и комната опустела. На смех больного в палату прибежали сестры милосердия: они попытались завладеть книгами, под весом которых надежно покоилась радость.
Мне не приходится ждать вдохновения. Оно каждое утро толкает меня в бок. В предрассветный час, когда меньше всего хочется вставать с постели, это проклятое наваждение шепчет мне на разные голоса драму для «Утреннего театра». Да-да, понимаю, я выразился напыщенно; нет-нет, вовсе не утверждаю, будто подчиняюсь какому-то зову свыше. Эти голоса звучат у меня в ушах только потому, что я всю жизнь, день за днем, коплю их про запас — когда читаю, пишу, просто живу. К моменту окончания школы их у меня накопилось достаточно, и они заговорили
Кто-нибудь задумывался над тем, что после похорон образуются излишки земли? Одна могила - немного, а сотни могил? Не удивляйтесь, если встретите объявление "Земля на вывоз. Недорого".
— Разве жить страшно? — спросил Саша. У Мэгги дрогнули губы. — Страшно другое. Не жить. Быть ненужным.
""Сходство — это одна видимость.""Кто балансирует на краю пропасти, у того может закружиться голова.""Терпеть не могу, когда женщины льют слезы.Мне начинает казаться, будто плачет целый мир, добавил он про себя. Целый мир погибает, и молит о помощи, и мучится своим одиночеством, а чем тут поможешь?""
— Вольному воля, — промолвил Фентрисс. — Хочешь отгородиться от сказочной реальности — отгораживайся, сколько душе угодно, а я пока исправлю пару нот и закончу это новорожденное творение""Что проку от жизни, если душа мертва? ""Я всего лишь придерживаюсь оптимального образа действий, который требует: веди себя прилично, дружи с музами, доводи начатое до конца и радуйся ощущению, что ты, скорее всего, никогда не умрешь.""Когда в ушах зазвучат голоса рассветного театра, медлить нельзя. Нужно срочно вскакивать. Не успеешь залезть под душ, чтобы привести в порядок мысли, как эти голоса могут умолкнуть."
К черту бредни, да здравствует бренди!
- Ну, случается у тебя, скажем, такое: ты в поздний час, вечером или ночью, лежишь в постели без сна, а тебя одолевают грезы, до того настойчивые, что от них душа рвется из тела, словно кто-то дергает длинное белое полотнище, вывешенное из окна? Когда чего-то хочется так сильно, что душа расстается с телом и летит вдогонку за желанием, да еще с невообразимой скоростью?
- Вообще-то... да. Случается!
- Мальчишкам это знакомо, да и взрослым тоже. Я, например, в двенадцать лет зачитывался романами Берроуза про Марс. В них Джон Картер вставал под звездами, воздев руки к Марсу, и просил о перелете. Тогда Марс забирал у него душу, выдергивал его, как больной зуб, из обычной жизни, перебрасывал через космос и опускал среди мертвых марсианских морей. Мальчишки, мужчины - они такие.
- А девчонки и женщины?
- Они просто грезят. И тогда призраки вырываются на свободу. Ожившие призраки. Ожившие надежды. Ожившие влечения.
- Это они зимними ночами приходят на лужайку?
- Можно и так сказать.
— Ты никогда не бегал с другими ребятами, не играл ни в бейсбол, ни в футбол. Почему?
Он опустил глаза.
— Так ведь меня караулили.
— Кто?
— Сами знаете. Те, которые не читали. Вот они и караулили. Те самые. Эти.
Он вспомнила:
— Ах, да. Хулиганы. Из-за чего они не давали тебе проходу?
— Из-за того, что я любил книги, а их компанию не переваривал.
Вдоль трассы мелькали рекламные щиты: ритуальные услуги, слоеное тесто, хлопья для завтрака, автосервис, отель. Отель под нещадным огнем полуденного солнца, думал мистер Трэверс, в котле с кипящей смолой, которая когда-нибудь поглотит все небоскребы, что бесстыдно поднялись торчком: они уйдут в бурлящую лаву и сохранятся в ней для будущих цивилизаций. И когда наступит миллионный год новой эры, пытливые ученые вскроют утробы электрических ящеров, стальных динозавров, и найдут мелкие белые косточки, и восстановят по ним хрупкие скелеты тех, кто сочинял рекламные слоганы, посещал престижные клубы и бегал в школу. У мистера Трэверса защипало в глазах. И ученые скажут: вот, оказывается, что употребляли в пищу стальные города, подумать только! — и пнут ногой эти находки. Вот, оказывается, чем набито стальное чрево! Бедняги, у них не было ни малейшего шанса выжить. Видимо, стальные чудовища держали их в неволе и поедали на завтрак, на обед и на ужин. Живой белок, просто живой белок в огромной металлической клетке.
- А как вы угадали? - Что? - Что я писатель. - У тебя язык шлифует слова на выходе.
Потому что? Это одна из самых веских причин на свете. Оставляет большой простор для решений.
Шорох перелистываемой книжной страницы способен переломить мне хребет..
«Отец наш Небесный, Ты пробуждаешь меня. Я пробуждаю Тебя. Бессмертные, вместе мы пойдем по водам дальнего космоса сквозь новый рассвет, имя которому — Вечность».
Каждый том — как Лазарь, понимаешь меня? Ты, читатель, открыв первую страницу, призываешь Лазаря к воскрешению. И он воскресает раз за разом, книга продолжает жить, мертвые слова оживают от теплого взгляда.
Только лимонад и ничего больше. — Другое ни к чему, — сказала она, — ты захмелеешь от меня.
Пей бесконечности брагу, Вечность губами лови, Найдешь и мечту, и отвагу, И тысячу ликов любви.
Не умер ли Бог? — начал он. — Извечный вопрос. Однажды, услышав его, я рассмеялся и ответил: нет, не умер, просто задремал под вашу пустую болтовню.