Фауст Гете
Кто ваша публика, позвольте вас спросить?
Один приходит к нам, чтоб скуку утолить.
Другой, набив живот потуже,
Идет сюда переварить обед,
А третий – что для нас всего, пожалуй, хуже –
Приходит нас судить по толкам из газет.
Софокл Антигона
Креонт. Ты мыслишь так одна во всем народе.
Антигона. Так мыслят все, но пред тобой молчат.
Креонт. Не стыдно ли, что ты одна не хочешь молчать?
на чужой рот пуговицы не нашьешь
было бы корыто, а свиньи-то будут
Роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение.
каков поп, таков и приход
роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение
Где стол был яств, там гроб стоит
плетью обуха не перешибешь
Назвался послом - отправляйся куда пошлют
Так, не ошиблись вы: три клада В сей жизни были мне отрада. И первый клад мой честь была, Клад этот пытка отняла; Другой был клад невозвратимый Честь дочери моей любимой. Я день и ночь над ним дрожал: Мазепа этот клад украл. Но сохранил я клад последний, Мой третий клад: святую месть. Ее готовлюсь богу снесть.
Мария О милый мой, Ты будешь царь земли родной! Твоим сединам как пристанет Корона царская! Мазепа Постой. Не всё свершилось. Буря грянет Кто может знать, что ждет меня Мария Я близ тебя не знаю страха - Ты так могущ! О, знаю я Трон ждет тебя. Мазепа А если плаха?..
Швед, русский – колет, рубит, режет. Бой барабанный, клики, скрежет, Гром пушек, топот, ржанье, стон, И смерть, и ад со всех сторон.
Богат и славен Кочубей.
Его луга необозримы;
Там табуны его коней
Пасутся вольны, нехранимы.
Кругом Полтавы хутора
Окружены его садами,
И много у него добра,
Мехов, атласа, серебра
И на виду и под замками.
Но Кочубей богат и горд
Не долгогривыми конями,
Не златом, данью крымских орд,
Не родовыми хуторами,
Прекрасной дочерью своей
Гордится старый Кочубей.
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Но мрачны странные мечты
В душе Мазепы: звезды ночи,
Как обвинительные очи,
За ним насмешливо глядят.
И тополи, стеснившись в ряд,
Качая тихо головою,
Как судьи, шепчут меж собою.
И летней, теплой ночи тьма
Душна как черная тюрьма.
Без милой вольности и славы Склоняли долго мы главы Под покровительством Варшавы, Под самовластием Москвы. Но независимой державой Украйне быть уже пора: И знамя вольности кровавой Я подымаю на Петра.
Он без надежд её любил, Не докучал он ей мольбою: Отказа б он не пережил.
В одну телегу впрячь неможно Коня и трепетную лань.
И грянул бой, Полтавской бой!
В огне, под градом раскаленным,
Стеной живою отраженным,
Над падшим строем свежий строй
Штыки смыкает. Тяжкой тучей
Отряды конницы летучей,
Браздами, саблями звуча,
Сшибаясь, рубятся с плеча.
Бросая груды тел на груду,
Шары чугунные повсюду
Меж ними прыгают, разят,
Прах роют и в крови шипят.
Швед, русский — колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет,
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть и ад со всех сторон.
Была та смутная пора, Когда Россия молодая, В бореньях силы напрягая, Мужала с гением Петра. Суровый был в науке славы Ей дан учитель; не один Урок нежданый и кровавый Задал ей шведской паладин. Но в искушеньях долгой кары Перетерпев судеб удары, Окрепла Русь. Так тяжкой млат, Дробя стекло, кует булат.
И так опять с народом я моим;
И не отвержена; и не в презренье;
И не клянут меня; и я любима... Шиллер «Орлеанская дева»
Письмо содержало в себе признание в любви: оно было нежно, почтительно и слово в слово взято из немецкого романа. Но Лизавета Ивановна по-немецки не умела и была очень им довольна.
Vous m'ecrivez, mon ange, des lettres de quatre pages plus vite que je ne puis les lire.
Ты пишешь мне, мой ангел, письма еще на четырех страницах быстрее, чем я могу их прочитать.
Я жить устал, я жизнью этой сыт И зол на то, что свет ещё стоит.
Шекспир "Макбет"
Будь лишь ликом ясен: Кто мрачен, тот всем кажется опасен...
Шекспир "Макбет"