Когда дело касалось чьего-то здоровья, жалость матушке была неведома. Она готова была костьми лечь, но излечить болящего даже против его воли.
Без шишек не приходит опыт...
...я открыла глаза и счастливо вздохнула. Что может быть слаще таких вот минут? Что заменит радость юности и свободу, когда на тебе еще не лежит никакой ответственности? Когда ты волен делать все, что хочешь?
Меньше благоразумия, дочь, больше сердца. Но без глупостей!
— Ведь так, Ада?
— Мадам Литин! — воскликнула я, отнимая руку и в смятении вновь комкая салфетку.
— У всех свои недостатки, — пожал плечами мерзавец и покинул каюту, весело ухмыляясь.
Слова всегда остаются словами, с какой убежденностью их ни скажи. Время сильней слов, но поступки сильней времени, и я просто буду доказывать тебе день ото дня, год от года, что твои страхи лишены оснований.
А женские головки имеют привычку не к месту вспоминать неосторожные слова и использовать их против мужчины.
Кто она? Твоя любовница?
— Да, — нехотя ответил мой супруг.
— Черт, — я невесело усмехнулась, у меня ощущение, что мне досталось поношенное платье.
Лучший способ разжечь аппетит - это отказать в его удовлетворении.
— Так что или новый бой за нашу честь, или пусть латают своё корыто, пока мы красиво исчезаем в закате. Я за эстетику. В закат! — пафосно провозгласил он.
- Вы слишком красивы, Дамиан, - произнесла я и вновь попыталась освободиться. - Ждать верности от красивого мужчины недопустимая роскошь. На вас смотрят женщины, вы подвергаетесь постоянным соблазнам...
- Черт возьми, Ада, вы красивая девушка и обещаете стать красивейшей из женщин. Женщины ветрены, и что мне думать о вас по вашим рассуждениям? Что однажды я могу обзавестись ветвистыми рогами, и на охоте меня пристрелят, потому что перепутают с оленем?
— Вэйлр, я хочу быть мальчиком!
Лоет поперхнулся.
— Неожиданно, — иронично ответил он. — К сожалению, я не Всевышний, Ада, и сменить ваше женское начало не в силах.
Я отчаянно покраснела и с возмущением взглянула на пирата.
— Опять вы паясничаете! Вы же поняли, что я имею в виду. Мужское платье позволит мне спуститься с вами на берег.
Вставайте, дамочка, нас ждут великие дела, о которых мы завтра будем вспоминать со стыдом и отвращением.
- Если баба себе что втемяшит в голову, этого даже палками из нее не выбьешь, – едва слышно проворчал он. – Идемте.
Я проводила его мрачным взглядом и фыркнув:
- А мужчины всегда уверены, что знают, что надо женщине, лучше самой женщины, – поспешила следом.
Ада, у любого мужчины за спиной танцуют черти, — как будто услышала я насмешливый голос мадам Ламбер. — Но у умной женщины муж танцует вокруг своей жены.
- Капитан, – он посмотрел на меня. – Вы женаты?
Он остановился и с насмешливым интересом посмотрел на меня.
- Оставьте ваши матримониальные планы, вам поздно мечтать затащить меня в ваши сети, – в своей отвратительной ироничной манере ответил Лоет.
Я скрестила руки на груди и окинула его не менее насмешливым взглядом.
- Перестаньте размазывать сопли, капитан. Будь вы последним мужчиной на земле, мой взгляд и тогда бы не задержался на вас, – ответила я и первая отправилась вперед, ощущая от своего хамства и недопустимых для дамы выражений ни с чем не сравнимое удовольствие.
- Это не женщина, это исчадие Преисподней, – усмехнулся капитан. – Она пьет мою кровь, словно упырь под покровом ночи.
- Вэйлр…
- Адалаис, не заговаривайте мне зубы, – потребовал капитан. – Я жду от вас печальную повесть. Плакать и сморкаться буду в рукав, надеюсь, это не испортит тебе аппетит.
- Фу, Вэй, ты невыносим! – я снова рассмеялась. – Какой же ты гадкий!
- Ложь, наглая и беспринципная. Я мил, как котенок, – хмыкнул он. – Ну, давай же, я готов внимать.
Запомни, дитя, женщина делает своего мужчину, умная женщина. Глупая получает то, чем и владеет всю жизнь.
Кок Самель, сжав в руке уже знакомый мне огромный нож, орал во всю мощь лёгких, указывая на коряво нарисованные на большом листе бумаги буквы.
— «А», ушлёпки! Это буква «А»! «Адышка», уяснили? «Б», — для примера он привёл столь неприличное слово, что его значения я даже не поняла. - «В» — «ворьё»! Кто украл колбасу, поганцы? Говорите лучше сразу, пока я искать не начал!
— Господин Самель, — позвала я. Он вздрогнул и обернулся. Лицо великана стало вдруг пунцовым, и мужчина опустил взгляд, бормоча извинения. — Одышка, — всё-таки поправила я его, — начинается на букву «О».
— На «О» у меня было «отродье», — скромно ответил он.
- Прости меня, – сказал он, вполне ожидаемое.
- С чего бы вдруг? – холодно спросила я.
- На идиотов не обижаются, – ответил Вэйлр, озаряя меня честнейшей из улыбок.
- Это все? – все так же отстраненно уточнила я.
- Нет. Я никуда отсюда не уйду, пока ты меня не простишь, – честно сообщил пират, выглядевший сейчас, как порядочный человек.
— Но это не шляпка, это мужчина!
— Тем лучше. Мужчины не выходят из моды, хвала Всевышнему. А вот шляпку я уже второй сезон не ношу, старомодная.
— Он, кажется, просил у тебя прощения, — матушка догнала меня. — Но ты здесь, а он всё ещё там, на коленях. Ты не простила?
— Простила, но ему об этом знать не стоит, — подмигнув мадам Ламбер, я рассмеялась и взбежала наверх. — Хочу узнать, что он намерен делать дальше. К тому же, просьба о прощении — не повод для женщины сдаваться без боя.
Во всём доме зажглись свечи. Мои домочадцы и прислуга сбежались к окнам. Да что там — во всех домах появился свет и лица в окнах. А когда кто-то попытался проявить излишнюю храбрось и выбежал со шпагой... у него отобрали шпагу, подбили глаз и отправили домой. По окончании песни из пиратского хора стали раздаваться отдельные выкрики.
— Ангелок, простите капитана!
— Ангелок, он вас любит!
— Ангелок, спасите нас, капитан, собака, извёл!
— Жизни не даёт!
— Он страдает, и мы тоже!
— Ангелочек, душа моя, господин Лоет сожалеет, что был ослом!
— Гады, вы что несёте? — послышался возмущённый голос капитана.
— Правду, капитан. — Я узнавала голоса. Это был господин Ардо. — Ангел, он нас задрал! Всех! До единого!
— Сил нет терпеть его страдания!
— Ага. Он страдает, мы — в два раза больше. Душа кровью за него обливается, а тело болит от того, как он гоняет.
— Ангелочек, а я блинчиков испёк! Выйдите, папаша Самель вас покормит! Исхудали, небось, опять без моего пригляда.
Сколько слез я выплакала - не знаю. Они начинали течь по щекам сами по себе. И так же прекращались. Большую часть дня я сидела у окна, глядя на улицу, и шептала строки некогда написанного мне Дамианом стихотворение.