Альке семь и он всего на три года младше своего родного города. Но жизнь этого мальчишки полна увлекательных событий. И вместе со своими друзьями ему предстоит пережить немало замечательных приключений…
Эх, где мои 7 лет?! Где разбитые локти и коленки, перемазанные зелёнкой? В какой стороне находится моя Дверь в Лето Детства?
Глава про новые Алькины штаны, была прочитана два раза. Первый раз читала сама и ржала, как придурок. Вспомнила, как упала в речку-вонючку( это техническая мазутная вода выливалась с завода) и меня сначала в этой же речке друзья пытались стирать. Потом потащили домой к подружке, где стирали и гладили моё платье и белые гольфики. Второй раз громко читала своим друзьям. Ржали уже все вместе. А потом каждый вспоминал что-то оч оч похожее из своего детства.
Царит в этой книге атмосфера детства, незамутненного взрослыми проблемами, безмятежное солнечное счастье, даже если на улице дождь и слякоть. Здесь даже самые большие проблемы ( порванный плюшевый зайка, выпущенные из банки головастики, злой ветер Шуршун, живущий в водосточной трубе..) решаются с помощью друзей .
Но справедливости ради отмечу, что эта повесть слабее чем «Журавленок и молнии» и любимая «Голубятня на желтой поляне».
Все равно спасибо Крапивину и его Альке, Лапе, Мишке , Валерке , Шурику и всем-всем-всем за привет из детства.
Эх, где мои 7 лет?! Где разбитые локти и коленки, перемазанные зелёнкой? В какой стороне находится моя Дверь в Лето Детства?
Глава про новые Алькины штаны, была прочитана два раза. Первый раз читала сама и ржала, как придурок. Вспомнила, как упала в речку-вонючку( это техническая мазутная вода выливалась с завода) и меня сначала в этой же речке друзья пытались стирать. Потом потащили домой к подружке, где стирали и гладили моё платье и белые гольфики. Второй раз громко читала своим друзьям. Ржали уже все вместе. А потом каждый вспоминал что-то оч оч похожее из своего детства.
Царит в этой книге атмосфера детства, незамутненного взрослыми проблемами, безмятежное солнечное счастье, даже если на улице дождь и слякоть. Здесь даже самые большие проблемы ( порванный плюшевый зайка, выпущенные из банки головастики, злой ветер Шуршун, живущий в водосточной трубе..) решаются с помощью друзей .
Но справедливости ради отмечу, что эта повесть слабее чем «Журавленок и молнии» и любимая «Голубятня на желтой поляне».
Все равно спасибо Крапивину и его Альке, Лапе, Мишке , Валерке , Шурику и всем-всем-всем за привет из детства.
Шурику стало хорошо-хорошо, словно кто-то подошёл сзади и ласково обнял его за плечи. Так же хорошо бывает ещё, когда пригладит волосы неожиданный тёплый ветер или когда с закрытыми глазами лежишь на траве, и солнце щекочет лицо мягкими лучами…Шурик снова окинул взглядом свой птичий город и подумал, что совсем скоро прилетят скворцы.Весна…
Любит Алька охотиться за стрекозами, смотреть, как ведут свою неторопливую жизнь красные жуки с чёрными узорами на плечах, и бродить в тёплой воде Петушихи…Но больше всего Алька любит свою берёзу. Она растёт на зелёном склоне, почти над самым логом.Берёза эта особенная. Сначала ствол её поднимается прямо вверх, но в метре от почвы изгибается и вытягивается над землёй, а потом уже снова делается прямым и устремляется высоко в небо.Алька любит сидеть верхом на изгибе ствола. Будто это лошадь, белая, в чёрных яблоках. Есть у Альки сабля. Он её сам вытесал кухонным ножом из обломка доски. Доска была кривая, и сабля получилась изогнутая, как настоящая. Гикнет Алька, пригнётся к лошади – и марш в атаку!А иногда Альке кажется, что он богатырь из сказки. И лошадь у него волшебная, великанская. Высоко под облаками шумит её зелёная грива. Неспешным шагом выходит конь на простор.Слева – трубы завода, где работает Алькин отец. Большой завод, новый, вырос вместе с городом. Справа – новые дома, а за ними встаёт синее марево далёкой реки. А впереди, за логом, – только луга, да берёзовые рощицы, да синий лес далеко-далеко. Сейчас богатырским скачком перемахнёт Алькина лошадь на тот берег и понесёт его, шумя зелёной гривой, по незнакомым землям.
Дождики, они ведь бывают разные. Одни – такие спокойные, деловитые, вроде дворника дяди Кости. Пригладят все, траву польют, асфальт вымоют и скроются – снова небо синее, и асфальт синий. А бывают серые, скучные, вроде соседки Валентины Павловны. Она как начнет ворчать, так до вечера не остановится… Есть еще грозовые дожди, только я не знаю, на кого они похожи, я таких людей в жизни не встречал, разве что в сказках. Налетят, загремят, будто Кащей со своим войском, и давай все срывать и ломать.В прошлом году, весной, один такой ураган на углу нашей улицы тополь из земли вывернул. С корнями. И обломал весь. Только все равно тополь не погиб. Собрались люди ближних домов, тополиные сучья врыли в землю вдоль всего квартала, как саженцы, и они выпустили побеги. Маленькие тополята. А мы – Валерка, Женька и я – притащили во двор целое тополиное бревно. И посадили. В этом году уже ветки длиною в метр…А из дождей мне больше всего нравятся такие, которые идут при солнце. Они шумные и короткие. Они, по-моему, похожи на мальчишек. На Валерку, на меня. И на Женьку, хоть она и девчонка. Веселые они…Целую неделю такие дождики плещутся на нашей улице. Капли большие, теплые, будто спелые вишни, только прозрачные. Скачут по асфальту, разбиваются на брызги…
Алька часто думал о ночных поездах. Поздно вечером, лёжа в кровати, он слушал их голоса. Синие сумерки заливали окна. Вспыхивала в них цепочка далёких заводских огней, а тень от тумбочки с цветком делалась похожей на медвежонка с воздушным шаром.И тогда наступала тишина. Она была спокойная и прозрачная, как синяя вода в весенних, оставшихся от снега озерках. Сквозь эту тишину слышался стук часов.И вдруг, как чуть заметная волна, возникал где-то гул далёкого-далёкого поезда. Он постепенно нарастал, и Алька знал уже, что вот-вот раздастся негромкий голос тепловоза. Будто поезд зовёт друзей, заскучав на длинном пути.Гул колёс нарастал а потом таял вдали.Некоторое время слышалась только перекличка маневровых паровозов на станции. Затем снова звучали вдали голоса стремительных составов.Жизнь ночных поездов казалась Альке таинственной и беспокойной. Это была взрослая жизнь.
За стеклянной дверью вагона уже начинали сгущаться сумерки. "Скоро стемнеет, – подумал Алька. – И этот поезд тоже станет ночным". Алька вспомнил свою комнату и сумерки за окном. Может быть, сквозь эти сумерки долетит в комнату гудок ночного поезда. Издалека, тихий-тихий… И услышит его только тень, похожая на медвежонка с воздушным шаром. Больше некому слушать голоса тепловозов. Алькина кровать пуста – ночной поезд несёт его на ТЭЦ. И Алька стал думать о стройке…