Когда Она в
церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.
Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,
реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: он – твое продолженье и света
источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в нем».- Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:
«В Лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядела.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шагал по застывшему храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.
И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
Библейский сюжет. Иосиф Бродский. «Сретение»
Волкодав
Никто в живых уж не остался.
Ему дарована свобода,
За это долго он сражался.
Он не сдавался ради мести,
Семь лет на каторге провёл.
Не дался в плен коварной лести,
От смерти ловко так ушёл.
Сразился с Волком в поединке,
Над ним расправу учинил.
Тот поздно осознал ошибки,
Он смерти, подлый, заслужил.
Щенка на каторге жалели,
И помогали, чем могли.
За Пса свирепого болели,
И Волкодавом нарекли.
И Серый Пёс «восстал» из мёртвых,
Врага мгновенно он найдёт.
Из подземелий горных, тёмных
За Людоедом Смерть идёт.
Он месть коварную свершил,
Теперь душа его спокойна.
И за Предел почти ступил,
Чтоб к предкам отойти спокойно.
Но в ноги кинулась девчонка,
С мольбой в глазах прося спасти.
И голосок промолвил тонко:
«Мой Господин, не уходи!»
Похоже, к предкам ещё рано,
И новый путь уж впереди.
Но чувствовал себя он странно.
Что предстоит ему пройти?
А путь был долгим, непростым,
И испытаний тоже море.
Он добрым был и даже злым,
Пришлось хлебнуть сполна и горе.
И были верные друзья,
Они всегда помочь готовы.
Но доверять сполна нельзя,
Ему ведь это не знакомо.
Он через многое прошёл,
Не раз, порою, обжигался.
Свободу, дружбу приобрёл
И трудностям не поддавался.
И вот закончен его путь,
На каторге вновь оказался,
И уж назад не повернуть.
Иль зря сюда он добирался?
То место стоит уничтожить
И навсегда с Земли стереть.
Чтоб больше им рабов не множить
И путь к свободе отпереть.
И рухнут горы роковые,
Рудник с собою заберут.
Немногие рабы живые
Все на свободу убегут.
Но где же наш теперь спаситель?
Он всё же к предкам попадёт.
Найдёт свою теперь обитель,
И к Роду снова он примкнёт.
Но возродится теперь в Звере,
Любимую свою найдёт,
Которая в него так верит,
Затем с собою заберёт.
Исчезли двое те навеки,
Но никогда их не забудут.
Их имена разносит ветер,
И в камне образы те будут.
Так жизнь героя завершилась,
Суровый был у парня нрав.
И дважды месть его свершилась,
Теперь спокоен Волкодав.