Цитаты
266264
Ведь бывают же такие минуты, когда нет ни мыслей, ни чувств. Но когда нет ни мыслей, ни чувств - где ты тогда?
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
…у всех есть, наверное, это чувство — что наша видимость, признаки, по которым нас различают, — пустяки. А под этим — тьма; расползающаяся; бездонная: лишь время от времени мы всплываем на поверхность, и тут-то нас видят.
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
Его безграничная жалость к себе, потребность в сочувствии лужей растекалась у нее под ногами, а она, жалкая грешница, только и делала, что слегка подбирала юбки, чтоб не промокнуть.
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
То что чувствуешь — невозможно словами сказать.
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
Когда возвращаешься после отъезда или после болезни, пока еще не оплела своей сетью привычка, — так же все нереально, так же ново и поражает; будто рождается что-то.
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
Книги, она подумала, размножаются почкованьем. И никогда у нее не хватает на них времени.
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
Нет такого предательства, такой низости, на какие этот мир неспособен, она убедилась. Счастье не вечно, она убедилась.
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
Вот так сочиняем за людей подобные сценки, и это у нас называется их "помнить", "знать" и "любить"
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
Коврики, складные кровати, страшные призраки столов и кресел <...> кой-какие фотографии и, разумеется, книги. Книги, она подумала, размножаются почкованием.товарищи ливлибовцы, это так похоже на наши реалии, что я не удержалась xDDD
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
Занятно, что, так редко получая по почте что-нибудь стоящее, мы вечно в ожидании писем.
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
What is the meaning of life? That was all- a simple question; one that tended to close in on one with years, the great revelation had never come. The great revelation perhaps never did come. Instead, there were little daily miracles, illuminations, matches struck unexpectedly in the dark; here was one.
Два дня, между которыми десятилетия. В первый день семейство Рэмзи планирует поплыть к маяку, а во второй — глава семьи с выросшими детьми плывёт к свету маяка, не зная, чем на самом деле закончится их путь. За это время некоторых из Рэмзи не осталось в живых, но они присутствуют в воспоминаниях иных героев и совершают своё путешествие в пространстве и времени, размышляя о смысле бытия.
Красота будет конвульсивной или не будет вовсе.
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
Я видел, как по утрам ее папоротниковые глаза распахиваются тому миру, где хлопанье крыльев необъятной надежды едва отличимо от другого шума — шума ужаса; они распахиваются тому миру, в котором я различал лишь вечно закрывающиеся глаза.
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
По-моему, любое заключение в психиатрическую лечебницу является насилием.
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
В водовороте дней я не желаю вспоминать ничего, кроме нескольких фраз, произнесенных передо мной или написанных одним росчерком на моих глазах, тех фраз, в которых я снова четко слышу тембр ее голоса и которые отзываются во мне сильнейшим эхом:
«С исходом моего дыхания, что вашего началом станет».
«Если хотите, я буду для вас абсолютно ничем или одним-единственным следом».
«Когти льва душат грудь винограда».
«Розовый цвет лучше черного, но оба созвучны».
«Пред тайной. Каменный человек, пойми меня».
«Ты мой хозяин. Я лишь атом, дышащий в уголках твоих губ или угасающий. Я хочу коснуться ясности перста, мокрого от слез».
«К чему эти весы, что качаются в темной дыре, наполненной угольными шариками?»
«Не утяжеляйте мысли весом ваших ботинок».
«Я все знала, я столько вычитала в ручьях своих слез».
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
Жизнь – совсем другое, чем то, что пишут.
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
кто идет? это вы, надя? правда ли, что по ту сторону, все то, что по ту сторону, присутствует и в этой жизни? я не слышу вас. кто идет? это я один? я ли это?
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
Прекрасно известное отсутствие границы между не-помешательством и помешательством не располагает меня по-разному оценивать восприятия и идеи, которые суть не что иное, как проявление друг друга в действии.
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
Существуют софизмы, бесконечно более важные и более веские, чем пусть даже наименее спорные истины: отменять их в качестве софизмов это лишено величия и интереса. Раз софизмы существуют, то именно благодаря им я могу по крайней мере обратиться к себе самому — тому, кто приходит очень издалека на встречу со мною — самим с неизменно патетическим окриком: «Кто идет?». Кто идет? Это вы, Надя? Правда ли, что по ту сторону , все то, что по ту сторону, присутствует и в этой жизни? Я не слышу вас. Кто идет? Это я один? Я ли это?
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
Всеми силами своего интеллекта я ненавижу это рабство, которое окружающие заставляют меня ценить.
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
Честные люди, говорите вы, да, честные. Как те, что позволили убить себя войне? Не правда ли? Прямо скажем, герои: множество несчастных и несколько бедных дураков.
В загадочном и изящном романе Андре Бретона «Надя» рассказывается о любви к женщине с даром ясновидения, окончившей свои дни в психиатрической клинике. Эпизоды повседневной жизни сливаются с искаженным их восприятием.
- Их здесь человек пятьдесят, не меньше, - произвёл подсчёты мистер Побалдей. - Как было бы славно, если б все были из нашего колледжа. С каждого по десять фунтов штрафа, чем плохо?
- А если храм Божий осквернят, то и побольше, - подхватил мистер Сниггс. - Господи! Сделай так, чтобы осквернили...
Золотые двадцатые.
Лондон, только что опомнившийся от ужасов войны и разрухи, одержим страстью к развлечениям. Мораль? Ее больше нет! Этика? Она устарела! Религия? Просто смешно.
Молодые прожигатели жизни соревнуются в показном цинизме и легкомыслии со своими подругами.
А мельчайший намек на искренность, верность или любовь считается в их кругу в лучшем случае чудачеством, а в худшем — настоящим преступлением...
В классе было десять учеников, они сидели, сложив руки перед собой в радостном ожидании предстоящего.
- Доброе утро, сэр, - сказал тот, что сидел ближе всех.
- Доброе утро, - сказал Поль.
- Доброе утро, сэр, - сказал следующий.
- Доброе утро, - сказал Поль.
- Доброе утро, сэр, - сказал следующий.
- Заткнись, - сказал Поль.
Мальчик тотчас же извлек носовой платок и тихо заплакал.
Золотые двадцатые.
Лондон, только что опомнившийся от ужасов войны и разрухи, одержим страстью к развлечениям. Мораль? Ее больше нет! Этика? Она устарела! Религия? Просто смешно.
Молодые прожигатели жизни соревнуются в показном цинизме и легкомыслии со своими подругами.
А мельчайший намек на искренность, верность или любовь считается в их кругу в лучшем случае чудачеством, а в худшем — настоящим преступлением...
Люди строят разные планы на жизнь и думают, что обязаны включиться в игру, даже если она им не по душе. А игра рассчитана не на всех... Люди не видят, что под словом "жизнь" подразумевают две разные вещи. Во-первых, это просто бытие, со всеми его физиологическими последствиями, ростом и органическими изменениями. От этого никуда не уйти - даже в небытие. Но из-за того, что бытие неизбежно, люди верят, что неизбежно и другое - карабканье, суета, свалка, стремление добраться до центра, - а попадем туда, выходит, что мы и не ползли по этому колесу...
Золотые двадцатые.
Лондон, только что опомнившийся от ужасов войны и разрухи, одержим страстью к развлечениям. Мораль? Ее больше нет! Этика? Она устарела! Религия? Просто смешно.
Молодые прожигатели жизни соревнуются в показном цинизме и легкомыслии со своими подругами.
А мельчайший намек на искренность, верность или любовь считается в их кругу в лучшем случае чудачеством, а в худшем — настоящим преступлением...
Боюсь, что у бедняги не все дома. Я уже неоднократно убеждался, что повышенный интерес к религии у мирян - первый признак начинающегося умственного расстройства.
Золотые двадцатые.
Лондон, только что опомнившийся от ужасов войны и разрухи, одержим страстью к развлечениям. Мораль? Ее больше нет! Этика? Она устарела! Религия? Просто смешно.
Молодые прожигатели жизни соревнуются в показном цинизме и легкомыслии со своими подругами.
А мельчайший намек на искренность, верность или любовь считается в их кругу в лучшем случае чудачеством, а в худшем — настоящим преступлением...