...хамство - это улица с двусторонним движением.
- Мы знамениты, Дуайт. - Скорее, скандально известны.
Простая пища дает людям здоровье, изысканная - болезни.
- Я бросила рисование, - ответила Кей. - Не особенно получалось, поэтому я сменила специализацию.
- На что?
- На медицину, затем на психологию, потом на английскую литературу, позже на историю.
- Мне нравятся женщины, которые знают, чего хотят.
Кей улыбнулась.
- Мне тоже. Только ни одной такой я пока не встречала.
— Мы живем не в героическую эпоху, — сказал он автономнику, глядя в огонь. — Индивидуальность устарела. Вот почему нам всем так удобно жить. Мы ничего не значим, а потому в безопасности. Ни одна личность больше не оказывает ни на что сколь-нибудь заметного влияния.
... одно из преимуществ законов состоит в том удовольствии, которое получаешь, нарушая их. ... Правила и законы существуют лишь потому, что нам нравится делать то, что они запрещают, но, пока большинство людей большую часть времени подчиняются их предписаниям, законы свое дело делают. Слепое подчинение означало бы, что мы, — ... всего лишь роботы!
Мы — то, что мы делаем, а не то, что думаем.
— Видите ли, — заметил Хамлис, — я знаю Пришиплейл, и если бы он решил, что ваша идея стоит того, то не пропустил бы ее мимо ушей. У него большой опыт и…
— Ну да, — сказала Йей. — Слишком большой опыт.
— Это невозможно, юная леди, — сказал автономник.
— Судьба, — проговорил Гурдже, задумчиво глядя перед собой. — Да, похоже, что это именно судьба, — кивнул он.
— Что же дальше? — воскликнула машина, полем перерезая браслет. Гурдже думал, что яркое маленькое изображение исчезнет, но оно осталось. — Господь Бог? Призраки? Путешествие во времени? — Автономник снял браслет с его руки и заново соединил разрезанные части, так что орбиталище опять стало целым.
Гурдже улыбнулся.
— Империя.
— Ах, Гурдже, в Культуре все так замечательно — никто не голодает, никто не умирает от болезней или природных катастроф, никто и ничто не эксплуатируется, но и здесь остаются везение и невезение, сердечная боль и радость, случай, благоприятные и неблагоприятные обстоятельства.
Как гласила поговорка, падение еще никого не убило - убивает остановка...
Да и потом, разве важно, кто мы такие? Вряд ли. Мы — то, что мы делаем, а не то, что думаем.
Это распространенная ошибка, будто, развлекаясь, вы снимаете нервное напряжение. Если снимаете, значит, неправильно развлекаетесь.
- Хамлис, - сказал он. - Я всего лишь человек. - А это, дорогой старина, никогда не было оправданием.
Он работал курьером. Разносил бумаги в другие пересылочные компании и пароходные агентства или через дорогу на таможню, похожую на денежный храм — серый, массивный, с высокими гранитными колоннами. Он должен был выглядеть энергичным и веселым. Казалось, люди зависят от бодрости его духа. Чем ниже должность, тем более счастливой улыбки от тебя ждут.
Он в мыслях никогда не называл ее (жену) по имени. Для него она обитала в каком-то туманном далеке, в комнате с занавесками, и никогда не вставала из кресла. Вот что происходит с любимыми, которые уходят от нас. Мы навечно запираем их в комнате.
— Все это гигантская система. Мы в этой системе нули.
— Они удостоили меня особого внимания, надо думать.
— Они все время следят за нами. Как Большой Брат в «1984». Это книга не о будущем. Она о нас, здесь и сейчас.
— Я раньше читал Библию, — сказал Бобби.
— А я читал устав. В учебники даже не смотрел, но читал «Устав Корпуса морской пехоты».
— Чтобы почувствовать себя мужчиной.
— Потом я понял, о чем оно на самом деле. Как быть шестеренкой в системе. Рабочей деталью. Это настоящий учебник капитализма.
— Иди в морские пехотинцы.
— Оруэлл пишет о военизированном уме. Полицейское государство — это не Россия. Оно везде, где есть мозги, которые придумывают уставы, набитые правилами, как убивать.
Между собой они называли Освальда «объектом», президент же обозначался кодовой кличкой «Улан», принятой в Секретной службе. Человек всеми силами стремится ограничить поверхность, на которой могли бы задержаться боль и раскаяние — чья угодно боль. Темя для вечерних раздумий.
Печально узнавать, что самоочевидные истины, необходимые истины, так легко опровергаются при тщательном исследовании. Здесь нет плоских поверхностей. Мы живем в искривленном пространстве.
Люди в маленьких комнатах, в изоляции. Камера — это основа. Тебя помещают в комнату и запирают дверь. Просто до гениальности. Таков конечный размер всех окружающих нас сил. Восемь на пятнадцать.
В двадцать лет знаешь лишь одно — что тебе двадцать. Все остальное — туман, окружающий этот факт.
Судьба больше, чем факты или события. Это нечто за пределами чувств, во что можно верить, когда бог так далек от нашей жизни.
Некоторые не верят в бога, но красят яйца на Пасху, просто для разнообразия.
Нам рассказывают не все. Мы чего-то не знаем. Есть нечто большее. Всегда есть нечто большее. Вот из чего состоит история. Это все в сумме, о чем нам не говорят.
По словам Джорджа, чтобы узнать, готовы ли спагетти, нужно достать макаронину из кипящей воды и швырнуть ее в стену. Если прилипнет, значит, сварились.
You will say that I am old and mad, was what Michaelangelo wrote, but I answer that there is no better way of being sane and free from anxiety than by being mad.