Нонче куда ни глянь, все сплошь трагедии. На трагедиях у нас теперь мир стоит.
Когда смерть разрешает от всех уз, остается лишь имя. Крещение: совокупление души с именем, которое она понесет с собой в вечность.
Всего напряженнее живем мы в минуты падения.
"Зачем нам, братцы, старость-то дадена? А затем, чтобы мы умалились, уж до того умалились, что и в игольное ушло смогли бы пролезть"ю Народная мудрость.Он понимает: душа девочки не приемлет картину мира, которую он ей предлагает. Ей хочется верить в добро. Но вера ее шатка, лишена жизненной силы. Он не испытывает жалости к ней. «Такова Россия!» — хочет сказать он, вбить в нее эти слова, втереть их в ее лицо. Быть в России нежным цветком непозволительно. В России должно быть лопухом, на худой конец — одуванчиком....Вы видите, как приходится жить беднейшим из обездоленных бедняков Петербурга. Но это не настоящее видение, это всего лишь деталь картины! Вы не способны распознать силы, которые определяют жизнь этих несчастных! Силы — вот чего вам никак не удается увидеть!Невозможно, чтобы увиденное им только что произошло в действительности. То, что он видел, пришло из другого, хорошо ему знакомого мира, из другого существования. Он словно бы в первый раз пережил припадок, сохраняя сознание, так что глазам его открылись наконец области, в которые он попадает, когда им овладевает приступ болезни. В сущности говоря, ему следовало б задуматься о том, насколько верным остается слово «припадок», не вернее ль и не всегда ли было вернее другое — «беснование», и не было ли все, что в последние двадцать лет называлось припадками, простым предчувствием того, что случилось с ним ныне, не были ль трепет и содрогание тела затянувшейся прелюдией к судорогам души.... и наконец, приготовив себя к новому дню, лишается всякого интереса к нему, всякого побуждения идти куда-то, и снова садится за стол с остатками завтрака и спадает в тупое оцепенение...Цена, которую пришлось заплатить, кажется непомерной. "Ему платят кучу денег за его книги", - повторила девочка слова другого ребенка, мертвого. Оба они не сказали главного- того, что взамен ему приходится отдавать свою душу.
...женщина ведь этого именно и желает — ухаживаний, уговоров, домогательств, победы над нею! И даже отдаваясь, она норовит отдаться не с честною прямотою, но не покидая упоительного тумана нерешительности, сопротивления и уступок. Пасть, но никогда не пасть окончательно. Нет, не так: пасть и затем восстать обновленной, пересотворенной, невинной, готовой к новым посягательствам и новым падениям. Игра со смертью, игра в воскрешение.
Никто себя не убивает, Матреша. Ты можешь подвергнуть жизнь свою опасности, но убить себя, убить по-настоящему, не можешь. Всего вероятнее, Павел рискнул собою, желая узнать, достаточно ли Бог любит его, чтобы спасти. Он задал Богу вопрос: "Спасешь ли Ты меня?" И Бог ответил ему. Бог сказал: "Нет". "Умри", - сказал Бог.
Развратить ребенка - то же, что совершить насилие над Богом.
Я - это я, я прикован к себе пожизненно.
Бог говорит, лишь когда Он молчит. Когда нам кажется, будто мы слышим речь Божию, это не Бог говорит с нами.
Слова ее схожи с призмой: взглянешь чуть под другим углом и в них отразится совсем иное значение.
Молодому человеку вообще свойственно гневаться на все, что его окружает.
— Что толку вешать человека за то, к чему его подтолкнула природа? Все равно как вешать волка за то, что он овцу съел. Природы-то волчьей этим не исправишь, правильно? Или вот повесили того, кто предал Иисуса, — ну и что изменилось, ведь ничего?
— Никто его не вешал, — выпаливает он в раздражении. — Сам повесился.
— Какая разница? Все равно же не помогло, не так ли? Я хочу сказать, независимо от того, повесили его или сам он повесился.
Он знает, что такое горе. Это не горе. Это смерть, смерть, пришедшая раньше срока - не оглушить и пожрать его, но просто побыть подле него. Точно собака, поселившаяся с ним рядом, большая серая собака, слепая, глухая, глупая, неповоротливая. Когда он спит, спит и собака; когда он просыпается, и она просыпается; когда он выходит из дому, собака плетется за ним.
Чтобы разглядеть всё, надо широко раскрыть глаза, как сова.
Каждый человек должен знать место, где ему отрезали пуповины. Так где же ты родился?
Даже у блохи есть стыд.
Максимум свободы выражается в максимуме выбора.
Я оторван ото всего; отныне я - пленник внутри самого себя. Божественного слияния уже не произойдёт, цель жизни не достигнута.
Я так мало прожил, что склонен воображать, будто смерть придет не скоро; трудно представить себе, что человеческая жизнь сведется к такой малости; и почему-то хочется думать, будто рано или поздно что-нибудь произойдет. Это большая ошибка. Жизнь вполне может быть пустой и вместе с тем короткой. Дни уныло текут один за другим, не оставляя ни следа, ни воспоминания; а потом вдруг останавливаются.
«Признаться, что ты потерял машину, – значит практически поставить себя вне общества; нет, решено: заявляем о краже.»
а наших глазах мир обретает все большее единообразие; бурно развиваются телекоммуникационные средства; в жилых помещениях появляется новая аппаратура. А человеческие отношения постепенно становятся невозможными, что весьма способствует уменьшению количества историй и происшествий, которые в сумме составляют чью-то жизнь. И мало-помалу перед нами возникает лик Смерти во всем ее великолепии. Третье тысячелетие обещает быть чудесным.
В конечном счете всегда лучше, когда у тебя есть какая нибудь теория.
Раньше у вас была жизнь. Случались минуты, когда у вас была жизнь. Разумеется, вы уже не очень хорошо это помните; но у вас остались фотографии.
Некоторые люди с ранних лет ощущают тягостную невозможность жить своей жизнью; у них нет сил взглянуть собственной жизни в лицо и увидеть ее, как она есть, не оставив в ней темных углов, туманных панорам на заднем плане. Их существование, конечно, оскорбляет законы природы: мало того что такая неприспособленность просто не может быть генетически обусловлена, она еще сопровождается ненормально обостренным духовным зрением, не приемлющим банальных схем привычного бытия. Иногда достаточно поставить перед ними другое человеческое существо, конечно предполагая, что оно обладает такой же чистотой и прямодушием, как они сами, – и их надломленность превратится в страстное и возвышенное стремление к недостижимому. Если одно зеркало день за днем являет тот же самый печальный образ, два зеркала, стоящие друг против друга, образуют замкнутую систему, увлекающую человеческий глаз в бескрайние, геометрически безупречные глубины, по ту сторону страданий и суеты этого мира.
В метро, на станции «Севр-Бабилон», я увидел странную надпись, выведенную кем-то на стене:«Бог предусмотрел неравенство между людьми, но отнюдь не несправедливость».Я подумал: кто же он, этот человек, так хорошо осведомленный о замыслах Всевышнего?