Облегчённо и тихо они обнялись и заснули, как единое целое, представляя собой не столь уж частое нынче под луной зрелище супружеского согласия.
Гостиница «Интурист». На крыльце группа французов, с любопытством наблюдающая пробегание странной толпы: интереснейшее явление, этот русский народ, вроде бы белые, но абсолютно не европейцы.
... Все эти психологические курьёзы. Это свойственно, быть может, только вам, русским. Англичане, колонизируя острова и прочие пространства, тут же начинали стремиться к отделению от метрополии. У вас второе поколение спасшихся, не говоря уже о третьем, начинает мечтать о суровых объятиях передового, хотя и самого тупого, народа в истории. Суицидальный комплекс, нравственная деградация.
Характерец-то, характеришка-то у нас особенный. Не так ли? У кого, например, ещё существует милейшая поговорчка „сор из избы не выносить“? Кельты, норманны, саксы, галлы − вся эта свора избы, небось, свои очищала, вытряхивала сор наружу, а вот гордый внук славян заметал внутрь, имея главную цель − чтоб соседи не видели. Ну, а если все эти гадости из национального характера идут, значит, всё оправдано, всё правильно, ведь мы же и говном себя называем, а вот англичанин говном себя не назовёт.
— Если неправильно выберешь вино, весь обед покатится под откос, и все вы через два часа будете выглядеть, как свиньи.
Веселое тело кружилось и пело, хорошее тело чего-то хотело, теперь постарело чудесное тело, и скоро уж тело отправят на мыло.
Нельзя всю жизнь быть глиной в корявых лапах этого государства.
Вернуться до 9-ти, заварить чаю и включить программу "Время" - вот она, старость, вот он, близкий распад души.
Хоть и живу уже почти полвека в изгнании, но душой всегда на родине, в её пространствах, на её реках, на её равнинах и островах.
Закон не завжди карає винних, бо хороший адвокат може виграти справу, навіть якщо всі докази проти клієнта.
Правда може виявитися не такою переконливою, як його брехня
Правда- складна річ. Не важливо, правильно це чи ні,але суть спірної адвокатської системи полягає зовсім не в тому, щоб відшукати правду...
У нас всегда готовы осудить незнакомца-насильника, пресловутого негодяя из темного переулка, но едва речь заходит о насилии в семье, присяжные «затрудняются с решением».
Ей вспоминается фраза из Талмуда: «Спасший одну жизнь спасает весь мир»
Ей было прекрасно знакомо чувство вины, которым страдают работающие матери, оно не покидало ее с рождения Ханны, с того ужасного дня, когда ей пришлось оставить ее, пятидневную малышку, на попечение няни, чтобы заняться срочной работой в компании, где она тогда служила. Она быстро поняла, что в той среде, где она вращается, ее материнским переживаниям не будет места. И Сара стала, отправляясь на работу, прятать слезы под густым слоем крем-пудры. У нее разрывалось сердце, но ей не с кем было поделиться своими терзаниями. Как завидовала она тогда легкомыслию своего мужа, этому очаровательному легкомыслию, свойственному мужчинам, которые, как это ни странно, похоже, не испытывают подобных чувств. Без всяких мыслей переступают они порог своего жилища. Отправляясь утром на работу, они уносят с собой только папки с делами, тогда как на нее постоянно давит груз вины, который она повсюду таскает за собой, словно черепаха тяжелый панцирь. Сначала она пыталась бороться с этим чувством, отталкивала его, отрицала, но у нее ничего не получилось. В конце концов она отвела ему определенное место в жизни. Чувство вины стало ее верным спутником, появляясь внезапно, без приглашения. Оно – как рекламный щит в чистом поле, как бородавка на носу – ненужное, бесполезное, но реальное, и от этого никуда не денешься. С ним надо жить.
Ее сестра всегда принадлежала к скептикам, к тем, кто видит все в черном, сером цвете, к тем, кто отвечает «нет», даже не думая, что может быть и «да». Те, кто всегда замечает какую-нибудь некрасивую деталь в пейзаже, пятнышко на скатерти, кто живет в ожидании неприятностей, словно радуясь этим фальшивым ноткам в симфонии окружающего мира, словно только в этом они и находят смысл своей жизни.
Она любила этого мужчину, привыкла к тому, что он всегда рядом. Она злится на него за малодушие, за этот горький фатализм, который он привнес в их жизнь. Ей так хотелось бы уехать вместе с ним. Она разлюбила его в тот самый миг, когда он отказался от борьбы. Любовь, как птица, думает она, взмахнет крылом и улетит, как прилетела когда-то.
Смита уже слышала эти цифры, от которых ее бросает в дрожь: каждый год в стране убивают два миллиона женщин. Два миллиона становятся жертвами мужского зверства, погибают при всеобщем попустительстве. Всем наплевать на них.Кто она такая перед этой повальной жестокостью, этой лавиной ненависти? Она что, думает, что сможет избежать этого? Что она сильнее других?
Как приятно было наслаждаться юностью – как будто лежишь в горячей ванне, и так тебе хорошо, что и вылезать неохота. Но вот оно пришло – время взрослеть, и как же это тяжело. Сон закончился.
Думая о матери, она вспоминает, какой та была всегда элегантной. Даже совсем больная, она никогда не появлялась на людях без макияжа, непричесанной, с неухоженными ногтями. Ногти – особенно важная деталь. Мать часто говорила: руки всегда должны быть в порядке. Для многих это было неважно, так – кокетство, пустяк, но для нее означало: у меня еще есть время, чтобы заняться собой. Я активная женщина, у меня масса забот, трое детей (рак), я разрываюсь от повседневных дел, но я не сдалась, не исчезла, вот я, по-прежнему здесь, женственная и ухоженная, вся как есть, видите мои пальцы? Я есть.
Мир меняется, это надо принимать как данность и меняться вместе с ним.
...глаза у неё такие живые, но в глубине их прячется тысячелетняя скорбь.
А ведь ей было сначала тридцать восемь, потом тридцать девять, но вот сорока она никак не ожидала. Не думала, что это наступит так скоро. «После сорока молодости уже нет», – она помнит, как прочитала эту фразу Коко Шанель в каком-то глянцевом журнале и как сразу его захлопнула. Она не успела тогда дочитать продолжение: «Но неотразимой можно быть в любом возрасте».
Любовь, как птица, ... взмахнёт крылом и улетит, как прилетела когда-то.
Пока о проблеме не говоришь, она как бы и не существует.