Оправдан не тот, кто формально прав, а тот, кто в заданных ему Богом, природой и обществом обстоятельствах выполнил всё, на что способен.
«– Почему вы такой спокойный?»
Это Пешков спросил у Короленко во время их второй встречи. Спросил нервно, искренне не понимая этого спокойствия.
«– Я знаю, что мне нужно делать, и убежден в полезности того, что делаю…»
С. Г. был убежден в своей исключительной гениальности, но это выходило у него не смешно и не тяжело, а как-то по-детски забавно. “Гениальность” делала его отчаянным
эгоистом. Был прожорлив. Съедал молоко своих девочек; у него было две, обе очень болезненные. Когда их мать, некрасивая, нездоровая и задавленная нищетой, говорила ему: “Как же дети? Ты съел их молоко!” – он ворчал, что неизвестно еще, дадут ли дети миру что-нибудь ценное, тогда как он – уже…
Нижегородский психиатр, «маленький, черный, горбатый, часа два расспрашивал, как я живу, – писал Горький, – потом, хлопнув меня по колену странно белой рукой, сказал: “Вам, дружище, прежде всего надо забросить ко всем чертям книжки и вообще всю эту дребедень, которой вы живете! По комплекции вашей вы человек здоровый, и – стыдно вам так распускать себя. Вам необходим физический труд. Насчет женщин – как? Ну это тоже не годится! Предоставьте воздержание другим, а себе заведите бабенку, которая пожаднее к любовной игре, – это будет вам полезно!”»
Порой самые банальные чувства трогают живее драматических страстей.
Bo-первых, он не доверял врачам, поскольку опасался быть залеченным до смерти. От простуды спасался народным средством: ложился под бурку и потел. Во-вторых, медики каждому человеку с возрастом сообщают всё менее и менее утешительные вещи. И вот за это Сталин особенно их не любил.
Есть загадки истории, которые обречены быть вечными тайнами.
Водка размягчает сердце русского человека.
В наше время ужасно много людей, только нет Человека.
Не торопитесь осуждать! Осудить – всего проще, не увлекайтесь этим. Смотрите на всё спокойно, памятуя об одном: всё проходит, всё и изменяется к лучшему. Медленно? Зато прочно!.
Он вообще проделывал над собою какие-то небезопасные опыты: принимал бромистый калий и вслед за тем курил опиум, отчего едва не умер в судорогах; принял сильный раствор какой-то металлической соли и тоже едва не погиб. Доктор, суровый старик,
исследовав остатки раствора, сказал:
– Лошадь от этого издохла бы. Даже, пожалуй, пара лошадей!
Если веришь в Бога, то и есть Бог, а если не веришь, то и нет. Именно эта формула Луки наиболее комфортна для современного человека.
Всякая попытка радикально изменить то, что создавалось веками, оборачивается дурной пародией на старое.
Но что общего у Горького со Сталиным, кроме густых усов?
Так бы и бил этой палкой по башке всех, кто не понимает, что Человек – это звучит гордо!
Нет ничего страшнее, чем лишить ребенка любви. Его разум однажды начинает делать свои горькие выводы об этом мире, этих людях, об этом Боге.
– Лично мне больше нравится представлять человека аппаратом, который претворяет в себе так называемую “мертвую материю” в психическую энергию и когда-то, в неизмеримо отдаленном будущем, превратит весь “мир” в чистую психику.
– Не понимаю – панпсихизм, что ли?
– Нет. Ибо ничего, кроме мысли, не будет, всё исчезнет, претворенное в чистую мысль; будет существовать только она, воплощая в себе всё мышление человечества от первых проблесков сознания до момента последнего взрыва мысли.
– Не понимаю, – повторил Блок, качнув головою.
Я предложил ему представить мир как непрерывный процесс диссоциации материи. Материя, распадаясь, постоянно выделяет такие виды энергии, как свет, электромагнитные волны, волны Герца и так далее, сюда же, конечно, относятся явления радиоактивности. Мысль – результат диссоциации атомов мозга, мозг создается из элементов “мертвой”, неорганической материи. В мозговом веществе человека эта материя непрерывно превращается в психическую энергию. Я разрешаю себе думать, что когда-то вся “материя”, поглощенная человеком, претворится мозгом в единую энергию – психическую. Она в себе самой найдет гармонию и замрет в самосозерцании – в созерцании скрытых в ней, безгранично разнообразных творческих возможностей.
Жертвы и палачи на краю могилы – как они похожи друг на друга! Как новорожденные дети, которых только матери способны различить.
– Ты – читай! Не поймешь книгу – семь раз прочитай, семь не поймешь – прочитай двенадцать».
Вячеслав Иванов, который тогда был мальчиком, вспоминает, что однажды послал с
родителями Горькому свой рисунок: собачка на цепи. Горький принял ее за черта со связкой бубликов. Ему очень понравился рисунок Иванова.
Смерть вовсе не печальна. Печально, что некоторые люди вообще не живут
Выйти и полежать на скамейке ночью, понаблюдать за луной и звездами. Подумать о чем-нибудь глобальном. Например, нафига ты родился? Чтобы переживать о том, что скажет начальник?
Вот представь, что произойдет, когда с момента твоей смерти пройдет один год. Уже никто не плачет, у всех свои проблемы, заботы и планы на будущее. На черта ты жил? Намусорить и уйти? Пошуметь в и без тебя шумном мире?
А может, ты сейчас хочешь машинально выпалить, что смысл жизни – это твой ребенок? Ты просто жил для продолжения рода. А какая разница, от тебя этот ребенок или от твоего соседа? Или ты родила, или твоя подруга? В чем разница – ребенок носит твои гены или гены другого человека? Для всего этого мира, для планеты Земля, для других людей – для чего ты существуешь?
Вам просто нужно почаще ходить в ад и качать зад. В раю это зачтется.
Ты полон потенциала, но почему ты его не используешь? Вы привыкли делать свой минимум. Привычка все делать по минимуму… Ты не валишься от усталости, не бьешься головой об стол в поисках идеи. Я даже видел таких людей, которые сильно не потели на тренировках, просто обозначая свое присутствие, а не выжимая из себя все.