— Чудо там, где вера, а не вера там, где чудо.
— Но ведь нам всё равно не построить такие же церкви.
— Не в храмах дело, Панфил, — Филофей положил руку Пантиле
на плечо. — Я ведь не из гордости хотел, чтобы ты увидел
московские церкви. Не из превосходства моего народа над
твоим. Я хотел, чтобы ты понял, какая сила таится в вере. Как
много можно сделать, когда веришь всей душой. А господу
любой храм дорог. Даже если это простая изба с крестом на
крыше.
— Теперь я знаю, почему вы, русские, так упрямо тащите Христа
в наши леса. Вам надо, чтобы у нас была такая же сила, как у
вас.
— Иметь и не дать хуже, чем украсть, — согласился Филофей.
— С таким богом русский царь всех победит.
- Владыка Филофей говорил на проповеди, что мир и дан как Благая Весть.
- Верно говорил. Только кому Весть?
- Всем.
Что делает человек, который вернулся домой, хотя в долгих странствиях уже и не чаял вернуться? Разве этот человек будет брагу пить? Разве он позовёт друзей-приятелей и примется плясать посреди горницы? Нет. Он просто сядет под образами и будет вспоминать, сколько дорог прошёл.
Очень поучительно, господа, наблюдать устройство русской жизни, когда преимущество слагается из недостатков.
Сила духа превозмогает превратности судьбы, а желающий познавать непременно отыщет объект исследования.
Сибирь кажется полупустой и почти безлюдной, но на самом деле здесь множество народов и множество укладов. А жизнь — суровая. Промахнёшься хоть в малом, не примешь в расчёт, — и хлоп! Сибирь расшибёт тебя, будто комара ладонью. Здесь ничего нельзя достигнуть, если не разобрался, как всё устроено. А устроено — сложно.
Искусство поднимается с земли в вышину, воздвигая само себя в страдании и противоборстве.
Не прими в укор, Семён Ульяныч, но ведь ты исполненья своих дел жаждешь по гордыне. А гордыня — плохой советчик. Вон иконописцы древности — они перед работой постились, молились и каялись во грехах, сам Андрей Рублёв в исихазм погрузился. По укрощению страстей мастера бог его к свершениям и подводит.
Ваня не находил слов, чтобы объяснить: правда не измеряется
выгодой. Она просто должна быть. Как должны быть чертежи
Семёна Ульяныча. Как должен быть его кремль. Как рядом с
жарким летом должна быть студёная зима, и как у любой реки
должны быть малый исток и привольное устье. Как должна быть
вера у человека. Иначе зачем весь божий мир нужен?
Русские отделены от мира своими неимоверными расстояниями
Они перемещаются лишь внутри своего крута жизни, пусть и огромного, а всего того, что находится вне этого круга, они совершенно не знают. Но зато бурно фантазируют, и сами же, как малые дети, безоговорочно верят в свои фантазии, а потому даже образованным людям из других государств порой вдруг кажется, будто русские проведали что-то такое, чего не ведают иные нации. Для внешнего мира у русских нет обыденности. Внешний мир для них всегда сказка.
На кой ляд надобно губернаторство, ежели нельзя брать мзду с любого дела в губернии?
— Удар отбей, а сам не бей.
— С чего такая милость к идольникам?
Филофей вздохнул.
— Вера не война, Емельян Демьяныч. В ней кто применяет силу
— тот являет слабость. А нам нельзя дрогнуть. Мы Христа несём.
Печь — не лошадь, возит только на погост. Семён Ульянович понимал это, а потому старался чаще отлучаться из дома, больше двигаться, всегда иметь какую-нибудь заботу, чтобы не слабеть в праздности.
Желание победить немедленно — от неверия в свои силы. Дуют только на сырые дрова. Его, Пантилы, вера — ещё пока сырые дрова, и владыка это увидел.
Табберт уже заметил, что русские не любят каяться, но любят прощать кающихся. Причины этого очевидны.
Когда у государства нет интереса к справедливости суда, а у виноватого нет денег для возмещения убытка пострадавшему, простить кающегося — единственный способ показать своё превосходство. А русские весьма ревнивы к вопросу превосходства.
Чудо там, где вера, а не вера там, где чудо.
Пределы судьбы преодолимы. Судьба – не каземат, и вокруг – божий простор. Надобно только жадно желать жить
– Если дать им рыбу, они ее съедят. Но если дать им удочку, они начнут добывать рыбу сами и всегда смогут себя прокормить.– Я дал им удочку, – сетует в ответ князь.– И?– Они ее съели!
Нет. Он не станет загадывать. Он помнит об опасностях, которые таятся в желаниях, исполненных по взмаху волшебной палочки. Старик загадывает золотой рыбке дворец, а в нагрузку к нему получает злобную старуху. Нет уж, спасибо!
- Не ругайте мальчика, он честно пытался меня прогнать. Но это не так просто, ведь я зануда в третьем поколении! Особенно с маминой стороны.
Откройте мне ваш секрет, Лаэрт! – Вы умеете хранить тайны? – Да! – Вот и я умею.
Это нормально, тосковать по несбыточному, - тихо, будто сам себе, сказал он. - Но нужно помнить, что и наша жизнь, здесь и сейчас, полна чудес и сюрпризов.
Нельзя изменить прошлое. Но можно - будущее. Если быть самим собой в настоящем.
- Двести тысяч, господин Делец! - потребовал Дух Лета.
- Прекрати! - рассердился Дух Зимы. - Даже за миллион - нет! Мы - духи! Бесплотные и бескорыстные!
- Это зимние духи бесплотные. А летние - плотные!
Нет, сказал себе Улисс. Волшебство – это ловушка. Желания можно исполнить лишь самому.