Говорят, что смерть — это счастливый берег.
Да ну что ты, говорила ей мать или Ида, когда она им это показывала. Не глупи. Так всегда и было.
Как - так? Она не знала. Во сне или наяву мир был коварным местом: непрочные декорации, крен, эхо, игра света. И все это сыплется солью сквозь ее немеющие пальцы.
Она узнала то, чего не знала раньше, и о чем могла и вовсе никогда не узнать. Странным образом, но тайное послание капитана Скотта все-таки дошло до нее, в о нем говорилось, что победа зачастую ничем не отличается от поражения.
— Правда я была хорошей, мамочка?
— О да, детка, просто чудесной. — И это была чистая правда, Харриет была сущим ангелом, пока не научилась разговаривать.
Её безмерно раздражала произошедшая в Маугли перемена: из супергероя, живущего с волками и палящего усы тигру, он вдруг превратился в полного идиота, тоскующего о цивилизации и вдобавок влюблённого в какую-то дуру.
Знаешь, о чем Томас Джефферсон писал в своем письме Джону Адамсу, будучи уже стариком? О том, что большинства вещей, которых он боялся в жизни больше всего, так и не произошло. «Какую высокую цену я заплатил за несчастья, которые так и не случились со мной».
Ей не нравились детские книжки, в которых дети взрослели, потому что это самое "взросление" (что в книжках, что в реальной жизни) всегда означало, что герои самым непонятным образом скучнели прямо на глазах ; ни с того, ни с сего мальчики и девочки ради какой-то глупой любви забрасывали все приключения, женились, обзаводились семьями и начинали вести себя как тупые коровы.
Кто жалеет себя, тот всегда одинок, потому что места другому в его сердце нет.
— Да потому, что так устроен мир, — сказала Эдди. — Жизнь всегда заканчивается смертью.
- Меня тошнит от такого мира.
- Знаешь, миру на это глубоко наплевать.
- Ну, мама, я не понимаю, почему Алисон не может говорить "ненавижу", - вступилась Харриет. - "Ненавижу" - совершенно нормальное слово.
- Это невежливо.
- А в Библии оно постоянно употребляется. Господь ненавидит это, Господь ненавидит то, он практически на каждой странице что-нибудь ненавидит.
- Тебе не скучно спать? - Мне скучно, когда я не сплю.
-Делая выбор, ты берешь на себя ответственность за все, что может произойти из-за сделанного шага.
«Что же делает вас людьми, Ева? – тихо спросил он. – И отличает от нас?
– Люди не убивают, словно звери.
– Серьезно? – он снова усмехнулся. – Боюсь, ты плохо знаешь людей…»
«Счастье? Какое пресное и невыразительное слово. Скучное. То же самое, что назвать огонь – горячим… Я счастлив…»
«Но это невозможно! – снова воскликнула я.
– Для тебя – да. Потому что ты слишком часто произносишь слово «невозможно»...»
«- Я верю в то, что истинно!
- Истина легко меняется в зависимости от того, кто ее излагает, - не глядя на меня произнес он. - И от того, кто слушает.»
Я выяснил, что воевать все-таки легче, чем пытаться понять женщину… Мужчины предпочитают войну.
- Говорят, драконы любят один раз и на всю жизнь, - тихо сказал Линтар. - и умирают без своей пары...
«Для своего народа я стану освободителем, – тихо и равнодушно произнес он. – Я дам им будущее. Надежду. Жизнь. Так какая разница, кем я буду для остальных рас?»
— Хотел спросить… Чего ты хочешь, Ева? Ты сама? А еще… — он запнулся, разозлился, огненные рисунки потемнели до черноты. — А еще... хочешь ли ты быть со мной. И стать… моей женой. Когда-нибудь… Может быть. Я подожду, если тебе нужно время. Потому что без тебя не могу. Жить не могу. Совсем. Но если ты… если прогонишь, уйду. Навсегда.
Я молчала. Не от того, что мне нечего было сказать, а просто, кажется, онемела от тех чувств, что бурлили во мне. Линтар сглотнул, качнулся ко мне, словно хотел схватить, но не стал и снова замер, всматриваясь в глаза. И смотрел при этом так растерянно, что мне захотелось одновременно и плакать и смеяться. Все же, растерянность и этот просительный тон не так вязались с огненным арманцем…
— Ева, скажи хоть что-нибудь!
— Я никогда не видела летающих статуй, — пискнула я. Линтар склонил голову, рассматривая меня.
— Так что ты мне ответишь, дикарка? — его шепот светился солнечным лучом и мягко обнимал лунным светом. Я чуть шевельнулась, совсем забыв про свой альбом, и он вывалился из-под моего локтя. Ойкнув, я присела одновременно с арманцем и замерла, чувствуя, как лицо заливает краска. Потому что мои рисунки разлетелись по каменной брусчатке, и с десятков листов смотрело одно лицо. А оригинал застыл, рассматривая свои многочисленные портреты.
Очень медленно Линтар поднял на меня взгляд и потянул к себе. Его губы застыли около моих губ.
— Это значит «да»? — шепнул он.
— Да…
— Ты веришь тому, что тебе сказали, дикарка, — в его голосе скользнули серые нити усталости.
— Я верю в то, что истинно!
— Истина легко меняется в зависимости от того, кто ее излагает, — не глядя на меня произнес он. — И от того, кто слушает.
«Скука – это пространство, в котором нет места ни смеху, ни слезам. И то, и другое туда привносится по ошибке».(Из записок Анри Ландаля)
Это как ярсагумба, жила себе гусеница, а потом забыла, что она в душе бабочка и стала грибом. Вот тебе и наглядный пример деградирующей реинкарнации.
- Эй-эй! Я тоже мечтаю сделать с ней
что-нибудь нехорошее: правда, в моих
мечтах фигурируют асфальтовый каток
и бетономешалка. Но пока отложим -
это и есть наш консультант.
Знакомьтесь: Катерина.
- Она? - с непередаваемой интонацией
переспросила Саша, глядя на Катьку с
высоты Бахтата.
Вот эта? - с еще более
непередаваемой интонацией повторил
Мишка.
- Нет, ее гусь! - разозлилась я.
-Ты даже не въезжаешь, до какой
степени права... - пробормотала Катька,
весело поглядывая на надменно
созерцающих ее всадников.
- Я знаю, там мужик крутой! -
уважительно сказал Мишка. - Только
бабки дерет, нам с тобой, Сашка, взять
негде! Это разве что для миллионеров!
Саша вопросительно покосилась на
меня.
- Эй, деньги все-таки у папы, а не у
меня! Правду сказать я не могу, меня
тогда сюда вообще не пустят, а что
наврать на такую сумму, я не знаю!
- Не такие там и ТАКИЕ суммы, - Катька
вдруг расстроилась - аж слезы на глаза
навернулись. - Ну, Севка... - почему-то
злобно пробормотала она.
Хм, опять этот Сева. Реально, вокруг
столько любопытного!