Преображающие аффирмации
Мое сердце открыто для любви (молитвенный жест на уровне сердца).
Пусть вселенская любовь наполнит меня и окружающих меня людей (молитвенный жест перед собой).
Мое сердце полно благодарности Богу и всем живым существам.
Мое сердце полно уважения ко всем живым существам.
Слова, которые я говорю, – слова Бога.
Мысли, которые я держу в себе, – мысли о Боге.
Действия, которые я выполняю, – действия Бога.Слова, мысли и действия Бога
Наполняют всю Вселенную
Безграничной любовью,
Безграничной мудростью,
Безграничной радостью,
Безграничным счастьем,
Безграничной благодарностью,
Бесконечной жизнью,
Безграничным здоровьем,
Безграничным светом,
Безграничной энергией,
Безграничной силой,
Безграничным успехом.
Я несу в себе частицу Божественного.
Через меня говорит, думает и действует Сам Бог.Я буду уподобляться Ему,
Так, чтобы, когда другие видят меня,
Они бы видели перед собой Бога.
И я буду видеть в других проявление Божества.Я излучаю свет
И продолжаю наполняться
Высшей бесконечной любовью
К Богу и всему человечеству.
Древние молитвенные аффирмации пяти главных мировых религий.
Христианство: «Господь Иисус Христос, позволь мне быть чашей, наполняемой Твоей любовью и Твоим светом».Буддизм: «Я ищу прибежища в Господе Будде и нахожу равновесие во всех вещах».Вайшнавизм: «Господь Кришна, окружи меня Своей любовью».Шиваизм: «Господь Шива, в Тебе я обретаю силу; пребудь со мной».Ислам: «Господь велик, велик Пророк Его; Господу я отдам все, что имею».Иудаизм: «Мой Господь, да святится Имя Твое; пошли мне Свою любовь».
Для Бога имеют значение не успехи, которых вы достигаете, а мотивы, которыми вы руководствуетесь, так как только благородные мотивы поддерживают вас на правильном пути, а успехи, наоборот, толкают вас к ослаблению бдительности. Даже если вы в чем-то не преуспели и не достигли никакого результата, это не имеет значения: важны ваши намерения.Итак, не просите у высших сил успехов и достижения результатов – они зависят не от вас, а от Бога, который даст их вам, когда сочтет это нужным в зависимости от того, что оно посчитает более предпочтительным для вашего развития. А вот что зависит от вас, так это намерения и мотивы, с которыми вы приступаете в работе, потому что это Бог за вас делать не сможет, как не может другой человек поесть за вас.
— Почему... почему вы так жестоки, мой капитан?
С тех пор, как он в последний раз назвал меня так, казалось... прошла целая вечность. И почему-то, как только прозвучали эти слова, у меня противно защипало в глазах. Отведя их, я спросила:
— Розовая, да?
— Что?
— От тебя ко мне ведь шла розовая нить. И только поэтому ты сейчас так злишься.
Он покраснел и скрестил на груди руки, ничего не отвечая. Я покачала головой:
— Ал, послушай...
— Она будет идти всегда, — упрямо перебил он. — Что бы ты ни сказала. И даже не смотря на то, что ты...
Я молча обняла его и поцеловала в щеку:
— Прости. От меня только зеленая, но... я обещаю, что она тоже будет всегда, Алан.
Сейчас, даже в вечерней полутьме, я видела его лицо — смугловатое, с прямым носом. Светлые волосы падали на лоб, губы были плотно сжаты. Он показался мне очень красивым. Может, из-за этих блестящих пилотских очков на шлеме...
Протянув руку, я убрала с его лица волосы и неожиданно незнакомец открыл глаза. Он взглянул на меня — без малейшего удивления. Слабо улыбнулся:
— Привет, Принцесса...
... чем старательнее скрываешься, тем с большим любопытством за тобой наблюдают и наоборот.
Ведь не так легко одержать верх над человеком, который всё время молчит.
Они работали со взрослыми и работали с одиночками. Но совершенно не работали с теми, кто кого-то любил.
Это, наверно, здорово, когда за тебя хоть кто-то волнуется. Даже мерзкий полицейский.
...всё стало иным и продолжало умирать прямо на его глазах. Умирала страна, умирал город, умирали сложившиеся за много тысяч лет представления о семье. И, кажется, умирание это могло продлиться еще не один год.
Это было странное ощущение. Вокруг дул холодный- ветер, но рядом с летчиком я его совершенно не чувствовала. Было тепло, и мне хотелось прислониться к его плечу, но я не шевелилась. Все-таки он был чужаком. Из другой страны, и...
— Я очень устала, — слова сорвались с губ сами. — Прости, что я тебе говорю, но сегодня я это очень остро поняла. Я не хочу больше быть вожаком. Клыков не хватает.
Теперь его прищуренный взгляд был устремлен вдаль, на озеро. Я потянула Ская за руку:
— Ответь мне хоть что-нибудь.
В ветреной тишине слова прозвучали необыкновенно отчетливо:
— Хочешь, я буду с тобой?
— Всегда?
— Всегда.
Я устала. Я не хочу больше быть вожаком. Клыков не хватает.
- Какой же ты всё-таки дурак, Рихард.
Он пожал плечами:
- Может быть. Но за это не расстреливают.
Она медленно направилась в коридор и уже у двери ответила:
- К сожалению.
Некоторые люди просто не созданы для семьи. Или позже, чем остальные, убеждаются, что она нужна им.
Да, мы с тобой друзья. Просто… я почему-то забыла, что друзья часто делают друг другу больно. И совершенно друг друга не слышат.
Тот, кто правит чувствами, будет править миром.
- Ты её любишь?
<...>
- Хоть немного?
Немного. Любовь - только до щемления в груди, для того, чтобы почувствовать другое, можно просто хлебнуть лишнего.
Говорят, в прошлые века люди во всех бедах винили колдовство и сжигали на кострах тех, кого в нём подозревали. Или вешали, топили, рубили головы. Потом люди поумнели и начали заниматься наукой — она стала им хорошим другом и помощником. Но и теперь, стоит случиться какой-нибудь необъяснимой беде, они с радостью отворачиваются от своего нового друга Науки. И призывают старых добрых друзей: Суеверия и Святую Инквизицию.
Война в цене даже когда обесцениваются любовь, дружба и прочая сахарная дурь, которой тешат себя люди.
— Ты будешь жить со мной? — вдруг спросил он. — У меня не очень большая квартира, но…
— А у тебя есть там книги?
— Есть.
— Тогда буду.
Был канун Рождества, когда в подарок наши родители получили смерть, а мы превратились в объект охоты. Когда нас стали бояться и заклеймили особым знаком ― крысой. Когда мы ушли.
Да, на миг мне показалось, что я могу тебя потерять. И да, я испугалась. И нет, я скорее сейчас прыгну в ближайшую канаву вместе со всей чертовой картошкой, батонами и ветчиной, чем скажу об этом.
Странно...но сейчас я не ощущала того, что писали во всех этих книгах, которые я в детстве читала тайком от мамы и папы. Сердце не стучало в бешеном ритме, в животе не порхали бабочки, и румянец на моих щеках был вызван только резкими порывами ветра, похожими на рваные удары кнута. Наверное, за день я просто слишком замерзла и устала. Думать так было проще, чем бояться, что я еще и разучилась к кому-то привязываться.
Ни один человек не может быть полностью свободным. Возможно, вся наша пресловутая свобода – физическая и духовная – всегда достигается за счет кого-то или чего-то другого.
Оглядевшись вокруг, я неожиданно осознала, что практически каждый человек несет на себе жестокий отпечаток любви. Любви, которую мы потеряли, которую у нас отняли и которую кто-то другой унес с собой в могилу.