Светало. Самый краешек багрового солнца вынырнул из озерной глади. Казалось — озеро полно кровью. А может и не казалось.
Для большинства пустыня ассоциируется с гигантским пляжем без моря — бескрайний желтый песок и палящее с небес солнце. На более возвышенных и бесплодных местах прибалхашской равнины песка не имелось. Камень. Мелкая каменная крошка, из которой кое-где торчат каменюги побольше — какие с кулак, какие с добрый бочонок размером. Фактически, это были неимоверно древние горы — умершие так давно, что надо быть Кювье, чтобы увидеть былые вершины в этих плоских, чуть приподнятых над степью пустынных участках… Трупы гор. А труп — всегда мерзкое зрелище.
Уставы сочиняют, чтобы они учили побеждать. А не для того, чтобы дать себя зарезать во славу параграфа…
Снег все шел, он уже не был холодным, просто мягким и уютным, он укутал город тишиной, погрузив весь мир в приятный, тихий сон.
Лучше гнаться за надеждой, чем стоять на месте. «Золото хищников» Филип Рив
Когда выбор слишком велик, лучше уж ничего не брать.
Она почти не чувствовала страха. Было так славно дремать в сонных объятиях Тома, ощущая, как тепло понемногу уходит из нее. Все знают, что богиня смерти благоволит влюбленным, которые умерли, обнявшись, и вместе спустились в Страну, не ведающую солнца.
Единственная неприятность - ей вдруг понадобилось пописать. Чем больше она старалась игнорировать эту проблему, сосредоточиться и спокойно ожидать, пока ее коснется темная богиня, тем настойчивее мочевой пузырь напоминал о себе. Не хотелось отвлекаться от процесса умирания, но и перейти в загробную жизнь в мокрых штанах тоже не очень-то романтично.
<...> Но нам нужна только одна комната.
- Об этом не может быть и речи, - сказал Смью. Он вошел в первую из комнат и принялся подкручивать вентиль на батарее. - Чтобы в Зимнем дворце молодые люди противоположного пола, не связанные браком, проживали в одной комнате - это неслыханно! Мало ли что может из этого выйти. Пойдут всякие нежности... Нет-нет, ни в коем случае!
В трубе что-то загремело. Смью на мгновение отвлекся, потом снова обернулся и хитро подмигнул Эстер и Тому:
- Впрочем, между этими комнатами имеется дверь, и, если кому-нибудь вздумается проскользнуть, никто и знать не будет.
- Том, это просто еще один движущийся город. Все они одинаковые - что хищники, что торговцы. Наверху все очень красиво, а внизу - рабы, грязища, страдания и всякие гадости. Чем скорее мы отсюда улетим, тем лучше.
«Моё всегдашнее везенье - остаться за главную именно в тот момент, когда лопнула пружина, мрачно подумала Фрейя. - Мое всегдашнее везенье - тащить на себе груз традиций и правил, которые уже не действуют так, как нужно».
Он всегда заканчивал разговор смехом. Бесполезно пытаться объяснить чужаку образ жизни, который для него был чем-то само собой разумеющимся.
Смешные детские мечты, они никогда не сбываются...
Информация. Это ключ ко всему.
Они шли мимо застывшего Есенина, что задумчиво смотрел на таджиков в оранжевых жилетках, собиравших листву в черные полиэтиленовые мешки.
– Какие страшные люди, – заметила Ольга.
– Почему?
– Они убирают осень в мешок. По-моему, это жутко.
Глупый ты, Вовка, – улыбнулась Оля. – Человек ведь другим определяется. Кому какое дело до твоих ушей? Веди себя, как человек, человеком и будешь.
В конце концов, как любит повторять Андрюха Потапкин, есть только поступки. Все остальное не важно. Сказать можно что угодно. Выглядеть можно как угодно. Единственное мерило всему – поступок. Сделал ты что-то или не сделал.
– Послушай историка. О прошлом надо помнить. Но жить надо настоящим.
… это для простых бойцов и магов мир окрашен в три цвета – черный, белый и алый. Это они уверены в правильности изречения Чингисхана: «Чтобы в степи наступил мир, убей своего врага». А ему, Дэфтеру, более подходит другое высказывание: «Знакомый враг лучше незнакомого друга».
Если … исчезнут внешние враги, немедленно начнутся поиски врагов внутренних, а это чревато кровавой смутой и расколом.
Продавцы, большей частью гости с солнечного Кавказа или куда более солнечного Вьетнама, размахивали руками, трещали на якобы русском языке и врали, как могли. От ближайшей закусочной разило чебуреками, для приготовления которых лишили жизни не одного Шарика или Бобика.
…выглядела квартира брошенной: пыль на полу и шкафах, безупречный порядок, какой никогда не встретишь там, где живут люди, и печальный дохлый таракан посреди ванной.
Клаусу стало страшно. Он слишком хорошо помнил, что такое атака русской пехоты. Он слишком хорошо знал, что такое русское бесстрашие и пренебрежение к смерти в бою.
Именно вот такие отчаянные броски истерзанной отступлениями русской пехоты остановили движение вермахта под Москвой два года назад.
Не имея тяжелого вооружения, эти странные солдаты в ватниках рыли в глинистой промерзлой земле траншеи и раз за разом кидались из них в убийственные контратаки.
Это не было похоже на правильную войну, какую надлежит вести солдатам двадцатого века. Наверное, так воевали в Средневековье – на поле сходились вооруженные отряды и побеждали не те, кто сильнее, а те, в ком было больше злости и ненависти.
«К тому времени мы уже изрядно озлобили русских», – с содроганием подумал Клаус.
Еще он вспомнил, что, бывало, потом, когда на позиции солдат в ватниках бросали танки. Только русские могли обороняться без тяжелого вооружения, разменивая свои жизни на танки в соотношении один к одному. А однажды одиннадцать человек уничтожили восемнадцать танков, не имея ни пушек, ни минометов, а лишь винтовки, гранаты и свою ненависть. Клаус был на том поле и, видя сгоревшие танки и развороченные окопы русских, ясно понял тогда, что Москву они не возьмут. Не возьмут не потому, что из глубины необъятной России уже подтягивались свежие, прекрасно экипированные и вооруженные части не потому, что танковая армада русского генерала Катукова уже нанесла обескровленным дивизиям вермахта жестокий удар во фланг. Просто победить людей, не знающих страха, нельзя.
Вера всегда казалась ему чем-то сокровенным, а выставленная напоказ она переставала быть верой, теряла смысл.
Судя по запаху, котлеты были свежие и даже мясные.
Если погибну, то считайте меня коммунистом. Ну а если выживу, то не считайте.