Если я буду нуждаться в поддержке, куплю себе корсет.
Прежде чем понять, кто мы есть, надо понять, кем мы были.
Все мы связаны невидимыми нитями, и теперь эти нити запутались. Но та нить, которую ты держишь в руках, расплетёт все остальные.
Страх — это часть нашей жизни, но его надо встречать открыто, не прячась.
Скажу одно: каждый раз, когда он появляется, беда идет за ним по пятам. Флик
Он должен всегда скрывать правду, потому что правду поведать нельзя: тот, кому это нужно, должен всё выяснить сам. Истина должна быть сокрыта до поры, иначе она потеряет свое могущество. Могущество истинной правды, добытой как награда за долгий путь.
"...Зло побежденное не есть Зло уничтоженное..."
"... Обида вызывает горечь, горечь — гнев. Если слишком далеко уйти по этой дороге, можно сбиться с пути..."
Наш дом везде, где мы строим его. Наш народ — тот, который мы выбираем. Но некоторые наши обязанности даны нам без выбора, без нашего согласия.
– А сыну от моего имени передайте, чтобы занялся более доходным делом, чем переустройство мира. Каким мир был, таким останется. Каким мы его нашли, так мы его и оставим. Другим он никогда не будет. Пусть местечковые Марксы зарубят себе это на носу!
– Господь Бог наказывает человека за доброту, если, кроме нее, у него за душой ничего нет.
– А что у него должно быть за душой?
– Сила, чтобы защитить ее.
Есть две породы предателей, внушающих мне особое отвращение. Во-первых, самодовольные сукины сыны, бубнящие, что все прекрасно в этом лучшем из миров, и молящиеся о продлении нашего беспримерного процветания. Во-вторых, брюзгливые скептики вроде вас, нудящие, что все бессмысленно, что человеческая природа никогда не изменится, что чем скорее все это кончится, тем лучше.
– Если ты когда-нибудь выйдешь замуж, не забывай, что некоторых очень неприятных вещей избежать нельзя. Просто не обращай внимания. Я не обращала.
– Боюсь, мне пора. Мама меня уже ждет.
– Какая жуткая штука семья! – с глубоким чувством произнес мистер Перфлит. – Каждый ее член мешает остальным делать то, что им хочется, и они называют это любовью!
Грех от избытка Любви менее гневит Бога, чем грехи, порождаемые отсутствием Любви.
Странно, как мы связываем себя с людьми, оказывая им одолжения, которые вовсе оказывать не хотим. Тщеславное ощущение своего превосходства над благодетельствуемыми.
Я думаю, что наиболее полное нравственное банкротство, известное истории – 1914 год, – оказалось на редкость благоприятным для буйного роста человеческого бурьяна.
Голова у него походила на розовое яйцо, установленное на твидовом яйце побольше. Руки и ноги бугрились ожиревшими мышцами. Лицо его было ярко выраженного аристократического типа, столь утешительного для ницшеанствующих поклонников евгеники. Нижние веки нордически голубых глаз были припухлыми, как у ищейки, а выбритые брыластые багровые щеки отвисали почти как у того же более благородного животного. Клочковатые пшеничные усы, предательски подкрашенные – не нашлось благодетеля, который порекомендовал бы ему пить из кружек, безопасных для этого украшения верхней губы, уныло свисали над мятым ртом, который он с поразительным упорством держал слюняво полуоткрытым.
– Женщины, сэр, удивительные создания, удивительные! Только одно средство и есть – не потакать им. Стоять на своем и не потакать. Это они ценят, сэр, и ничего другого не желают. А вот стоит вам поддаться, пойти у них на поводу, ну и проживете жизнь подкаблучником, сэр.
Беда же заключалась в том, что, совершая в жизни разные ошибки, он, в частности, не удосужился постичь суть коммерческой проницательности. Иначе бы он знал, что коммерческая проницательность, пусть даже она купается в золоте, никогда не станет тратить деньги и любезность на людей, с которых взамен ничего получить нельзя.
Ревность — яд, который может разрушить тебя, но не ее.
Дом становится тюрьмой без возможности смягчения приговора за примерное поведение.
никто из нас не знает, на что способен на самом деле, пока не пройдет испытания.
Большинству парней приходится выдавливать из себя даже ничтожнейший комплимент, а Мерлин мог заставить предложение звучать, как целый сонет.
— Лучше не полагаться ни на кого другого, — добавила она. — Тогда тебя никто не обидит.