...Ревность - всего лишь форма для запуганного воображения, преобразующего в уверенность малейшее подозрение.
От страсти до садизма один шаг…
Подобно мне, вы принадлежите к породе козлов отпущения, а я люблю проигравших: у них всегда есть выход - выиграть хоть один раз.
Скука же - спутница, с которой миришься только в одиночестве, ибо в такие проклятые минуты не хочешь иметь свидетелей, чтобы на них не запечатлелся этот позорный облик.
И потом, в жизни есть такой период, когда любая связь становится предсказуемой, включая и ее деградацию: опыт запрещает нам искать новое чувство, убивает в нас свежесть блаженного неведения.
Уникальные мгновения не поддаются рассказу, ибо счастье имеет собственную историю, которая не может быть обыкновенной...
Неожиданность остается единственной силой, способной вернуть жизни тепло.
Вот почему влюбленные так печальны: они знают, что у них нет других врагов, кроме самих себя,
Свободу, я это подозревала, можно получить только ценой неслыханного торга с собственными демонами, после долгой борьбы, бесконечной череды ошибок.
Мы приобрели наркотическую зависимость от телевизора,этого семейного доктора, позволяющего выносить общество друг друга,не прибегая к разговору.(с)
Верность другому - слишком дорогая цена, требующая компенсации в виде равного возбуждения: человек, получив право на эксклюзивное предпочтение, берет на себя неподъемную ношу заменить собой всех мужчин, всех женщин, которых устраняет само его присутствие.
...Расизм глуп, он нападает на коллектив в личности и совершает двойную ошибку - оставляет нетронутым объект нападок и укрепляет солидарность его народа, соединяет, вместо того чтобы разделять.
Когда препятствия исчезают, желание тускнеет. Ибо желание - дитя хитрости: ему нужны заросшие колючим кустарником обходные тропы, прямой путь нагоняет скуку.
Я готов отдать все тому, кто ничего не просит, ни ничего не желаю уступать тому, кто требует всего от другого.
Несомненно, любовь - это два одиночества, совокупившиеся с целью породить недоразумение.
Стекло — самая бездушная и самая неживая материя; и вино в тонком стеклянном бокале волнуется, колыхаясь, вылитое в невидимую глазу форму, однако удерживающую его, — абсолютно содержание, абсолютна и форма. Поэтому разбить бокал из стекла и есть признак счастья, символизирующий безграничную свободу в пространстве.
Острова — древнейшие очаги счастья
Пространство, которое пугает вас, всегда одно и то же, и оно равно той черепной коробке, в которую заключен ваш мозг.
Поражение начинается с утраты непринужденности поведения.
Ошибка ткача, дрожание его рук делают рисунок неповторимым, что и соответствует бренности мира.
«Гелиополис». Перед тем как описывать город, нужно сперва в бесчисленных снах пожить в каждом дворце, в каждой харчевне, в каждом заднем дворе. Затем надо вновь утратить это знание, чтобы его остатки превратились в плодородный перегной, на котором взрастет описание.Геспериды — сумеречные острова, перевалочные порты, откуда дух незаметно выплывает в абсолютное царство сновидений.17 мая 1947 г. «Гелиополис». Закончил «Возвращение с Гесперид» и начал вторую часть «Во дворце». «Геспериды» — это для меня страны, лежащие по ту сторону рационального, а в «Пагосе» будет описана горная страна, на вершинах которой человек трудится над тем, чтобы обрести высшее понимание бытия, проходя при этом три ступени — магии, морали и философии. Дворец же представляет собой ту политическую реальность, в которой он стремится решить задачи практической жизни, причем органическим путем, в борьбе с механическими действиями управленческого центра: в борьбе с властью и насилием. Все это по-александрийски; после того как и прогресс, и реакция потерпели крушение, люди выходят из положения при помощи ряда испытанных домашних средств. Мировое государство тоже оказалось утопией. Некоторая часть космоса стала доступна для путешествий, и тем самым сияние звезд оказалось под угрозой. Рабочий стремится освоить потусторонний мир своими наивными средствами, подобно тому как готические художники одевали персонажей Святой Земли в средневековые костюмы. Он ищет спасения в фаустовском пространстве. От него сокрыто, что его средства — это символы смерти, но именно это выводит его за поставленные ему пределы.Он пускается в плавание по водам Стикса, который стал прозрачен. И все же он обретает спасение; он догрезил до конца одну великую грезу. В этом состояла его задача.Постепенно мы приходим к инверсии утопического романа. Техника теперь занимает подчиненное место по отношению к фабуле, изобретается ради последней, ради ее комфорта. Это придает повествованию, в отличие от прогрессистского направления в утопической литературе, момент оглядки, ретардации. В этом смысле можно сказать, что оно отчасти направлено против засилья актуальной техники, против ее притязаний на главенствующее положение по отношению к духу.
Где хаос, там мы чувствуем себя как дома.
Искатели возвышенного чувствуют себя естественно и непринужденно в тех сферах, где сведущего и посвященного в тайны охватывает страх.
Нет на земле ни одного сооружения, в краеугольный камень которого уже не была бы заложена сама идея возможного разрушения.
Книги становятся краше и оттого, к кому они попадают, они несут на себе отпечаток любви их владельца.