Трудно прикидываться невинной овечкой, когда внутри матёрый волк сидит. Сидит и точит зубы о могильный камень безвременно усопшей души.
Ещё недавно Малика находилась словно в полудрёме. Читая книги и переписывая документы в архиве, жила чужой жизнью. С появлением Адэра и Вилара с глаз слетела поволока сна. Оказывается, можно прислушиваться к своему сердцу и разуму, а не питаться чужими мыслями. Можно идти вперёд, а не стоять за чьей-то спиной. Можно высказывать своё мнение, а не молчать.
для маркиза Ларе не существовало ни богатых, ни бедных, он делил всех людей на здоровых и больных.
— Пока мы здесь сидели, я сотню раз умер. Теперь я знаю: намного легче умереть один раз, по-настоящему.
В нём накопилось столько ненависти, столько ярости, что он перестал бояться смерти — с таким грузом на тот свет не уходят.
Непостижимым образом ужасное и прекрасное уживаются рядом.
Там, за бандитским лагерем, бурлит необычайное по силе и размаху счастье, о существовании которого никто не догадывается. Он сам до вчерашнего дня не догадывался, какое это блаженство — стоять над обрывом и слушать ворчание моря. Или сидеть в тесном кресле и смотреть на спящий сад. Адэр бредил глотком хрустальной воды и запахом чистого тела. Грезил о шелесте листвы над головой и шорохе травы под ногами. Он изнывал по мизерным радостям, которых не замечал ранее, и не знал, что из них складывается счастье.
Жалость и справедливость не уживаются рядом.
— Здесь жалость неуместна.
— А справедливость?
— Ты часто с ней сталкивалась?
— Нет. Но хотелось бы.
Надо ли восторгаться словами, написанными не от души?