Пройдет двести-триста лет, и жизнь на земле будет невообразимо прекрасна и изумительна. Человеку нужна такая жизнь, и если ее нет пока, то он должен предчувствовать ее, мечтать о ней.
Мозг пытался найти точное выражение тому, что Куприн пережил за эти две недели в Ялте, в каждодневных встречах с Чеховым. Получалось очень громоздко и опять высокопарно. Но если бы он мог сжать все эти мысли до одной фразы, то скорее всего появились бы те самые слова, которые много позднее записал Бунин: «У Чехова все время росла душа…»
Пройдут года, десятки лет, прежде чем я пойму – красота и счастье в голове и в сердце каждого человека.
Все родники нашей жизни бьют из детства.
Именно в детстве нам пришиваются крылья. И от того, как крепко нам их пришьют, зависит вся наша судьба.
Может статься, игра ребенка – это больше, чем игра ребенка.
Может статься, это искусство жить.
Гуманитарная помощь — не выход.
— А что выход?
— Те, кто впереди, должны дать тем, кто позади, инструменты, а не объедки со своего стола. Я верю, что у человечества есть будущее, и оно заключено в значимости и процветании каждого. В основе любого утопического общества лежит принудительное равенство, и именно поэтому оно утопично. Равенство должно органически вытекать из единства, а единство из благополучия.
Если вы посадили на голову дятла, можете быть уверены, что он не только будет долбить вам мозг, но и нагадит на темечко.
Современный офис, нет, не так, современный Офис за день снимает с нас изоленту, и дома близкие получают вместо нас оголенный искрящий провод. Офис – это уже давно новая безбожная религия, это не «просто работа», не надо иллюзий. Недаром бизнес вырос из протестантской этики.
Самые сильные эмоции — отрицательные. Порой они встряхивают нас так, что даже у безнадёжнопокосившейся крыши появляется шанс встать на место. И, очевидно, именно по этой причине Вселенная предусмотрела для нас, смертных, неудачные дни.