Память дороже денег. Родной дом тоже дороже…
На их лицах застыли улыбки настоящего счастья. Того самого, какое не купишь ни за какие деньги.
Это счастье называется любовь.
...жизнь имеет свойство заканчиваться очень не вовремя. ...
... я гораздо более порядочный человек, чем твой Лео. Я никогда никому ничего не обещаю, не говорю слов любви, не клянусь жениться и хранить верность. В моём лексиконе нет слов: «всё серьёзно», «я только твой». Я предупреждаю женщину сразу, что наши отношения конечны, и я с ней ровно до того момента, как встречу другую женщину, которая мне понравится. То же касается и её, если она встретит другого. Я никогда не лгу и никому не изменяю. Я не вступаю в новые отношения, не разорвав прежние. У меня есть свои семейные ценности: я женюсь только тогда, когда почувствую, что встретил ту женщину, которую уже не захочу заменить другой. Измена неприемлема для меня.
Если ты поступишь не так, как все, никто из семьи тебя не осудит и не станет любить даже на грамм меньше. Эти «семейные ожидания» придумала ты сама, от и до. А семья тебя будет любить и принимать всегда, потому что ты по определению не можешь совершить подлость или гадость. В тебе никто не усомнится даже на миг.
Директорами ГАБТа из года в год становятся чужие, случайные люди. Они меняются, но суть их деятельности всегда одна и та же. Им театр нужен как дойная корова. Всё на продажу! Им не нужны ни артисты, ни искусство. Правильно о них Образцова сказала: «Они превратили театр в рынок!»
Однажды, сидя в гостиной великолепного палаццо, я обратил внимание на зеркала, отражение в которых выглядело так, словно оно подернуто тонкой дымкой. «А почему вы их не реставрируете?» – наивно спросил я хозяев. Видимо, понимая, с кем они имеют дело, те объяснили, что старинная венецианская амальгама, в состав которой входят олово и ртуть, а иногда золото, не терпит никакого вмешательства. Ее нельзя реставрировать – только консервировать. А затем поучительно добавили: «Что вы, реставрировать такое зеркало! Это вообще mauvais ton!»
Как-то мы оказались в палаццо, стоящем на Canal Grande. К его входу, как и несколько столетий назад, надо подплывать на гондоле. Разглядывая роскошные залы с высокими расписными потолками, хрустальными люстрами и старинной мебелью, с картинами в тяжелых мерцающих рамах, хотелось даже двигаться по-другому. Это совершенно особенный, ни на что не похожий мир прошлого, в котором живут современные люди. В их быту холодильники и блендеры на кухне соседствуют с холодильными камерами – каменными мешками, находящимися под водой канала, построенными в XV или XVI веках.
Плисецкая… Красивая, дерзкая, породистая. Ее лицо меня всегда волновало и завораживало. В нем было что-то текучее и одновременно острое, щучье, но невероятно привлекательное. Не любить Плисецкую – это я вообще не понимаю.
Моя несдержанность на язык не раз играла со мной злую шутку. Я, как наивный абориген, делился с кем-то своими идеями, которые в скором времени провозглашались открытиями совершенно других людей.