От удара из глаз посыпались искры, из рук - шестьдесят переписанных и прошитых нитками канонов, а с уст сорвалось залихватское ругательство, достойное бывшего привратника поместья Вермонт, убеждённого сквернослова. В гулкой рекреации воцарилась ошарашенная тишина. Не знаю, кто из нас сконфузился сильнее.
- У вас очень разнообразный словарный запас, - вдруг вымолвил он.
- Я учусь на отделении изящной словесности.
- Это многое объясняет.
- Святые угодники, пусть кто-нибудь отберёт у неё перо и чернильницу.
- Она будет писать грифильным карандашом, - предположила я.
- Тогда бумагу.
- Есть столы, стены, учебники...
- Хватит! Я поняла, что талант не сдержать.
Благородные девицы были внезапные, как городские голуби, непонятно каких сюрпризов ждать, когда они находились в опасной близости.
Вещь ведь эпическая : одна блондинка на семь влюблённых самцов, такая "мужиконеделька".
- Женщины от кошек не сильно отличаются. Хочу пришла, хочу ушла, хочу потрусь, хочу сделаю вид, что я тебя не знаю.
- Ты не поверишь, - голос Андарисса стал совсем замогильным. - Прямо посреди ритуала мне на голову падает...
Он сделал паузу. Я посмотрел на массивную фигуру брата прикидывая, что должно упасть ему на голову, чтобы ритуал, который готовился десять лет, не состоялся.
- Башня? - предположил я самое вероятное.
- Да нет, всё в порядке, - заметил Андарисс, сжав кулаки. - Я не нервничаю. В следующий раз обязательно получится. Мы, василиски, живём долго. Что такое тридцать лет? Пролетят и не заметим!
Он немного отклонился от зеркала, а я увидел, во что превратились его покои. Из целого в комнате только Андарисс.
- Чисто не там где убирают. Чисто там, где гадить боятся. Запомни!
- А за что его так? - спросила Зайчик, с тревогой глядя на ректора. - У него что-то болит?
- Я у него... болю...
- Нет, ну как ты считаешь? Я красив? - спросил Эшерисс
- Ты прекрасней всех на свете, о твоей красоте слагают легенды, а теперь иди спать красавица! - ответил я, но Эшерисс так просто не ушёл.