«На то нам и дан выбор. В этом и заключается внутренняя свобода, а уж как ею распорядиться каждый решает сам. Главное, в итоге найти свою дорогу.
В ту ночь она была такой красивой, что ничего лучше этого я не придумал. До ломоты в пальцах хотелось к ней прикоснуться. Давно хотелось... ещё в далёком детстве. Она так нравилась мне, что я вёл себя как полный придурок. В итоге это ничем не закончилось: она не пришла на гребаное свидание. И пусть мне было всего четырнадцать, я до сих пор помню этот дурацкий парк аттракционов и разъедающее чувство досады в груди.
— Ты лучшее, что могло случиться со мной. Не забирай у меня это.
Даже достигнув дна не стоит отчаиваться , верно ? От него ведь тоже можно оттолкнуться.
Чрезмерно спешащий так же опаздывает , как и чрезмерно медлящий.
От судьбы, как ни крути, не убежишь.
— Папа чертит ночью, — говорит Марсель.
— И папа у нас…
— Чертила, — на полном серьёзе озвучивает малой.
Взрываюсь хохотом.
— Ты когда-нибудь думал о том, что мы могли не встретиться? — рисуя пальчиками узоры на моём животе, спрашивает вдруг.
— Исключено.
— Это почему же? — удивлённо вскидывает бровь.
— Ну так по судьбе же. Ты мне, я тебе. Не дошло ещё, что ли?
— А если буду мозг выносить?
— Выноси на здоровье.
— Капризничать? — хмуро выдвигает.
— На то ты и девчонка.
— Ревновать?
— Не к кому, Сань. Мне нужна только ты. Никто больше.
— А как же мои тараканы?
— Травить не планирую. Пусть переезжают вместе с тобой. Всем места хватит.
Кровное родство, увы, не показатель крепких семейных уз.
...страшно, когда прошлым становятся те, кто должен был стать будущим.
— Башку-то включайте хоть иногда. Есть и другие рабочие рычаги воздействия.
— Есть, но, как ни крути, пиздюля испокон веков — самый эффективный метод...
И нет, я совсем-совсем про него не думаю. И не вспоминаю даже. Ещё чего! Обойдётся!
А если и вспоминаю, то только для того, чтобы убедиться повторно: Паровозов относится к отряду «козёл обыкновенный».
— Ты целишься в живого человека! — давит на совесть она.
— Живой, мёртвый, — дело пары секунд, — констатирую безразлично.
— Стой, мы не закончили!
— Я закончил.
— И когда ты успел превратиться в такого ублюдка? — вполне искренне интересуется блестящий адвокат, но совершенно точно такой же блестяще никчемный отец.
— Ты в этот момент отдыхал с очередной своей пассией на Бали.
— Ну… знаешь ли! — гаркает, вставая.
— От худого семени, не жди племени, — саркастично бросаю я в ответ. — От осинки не родятся апельсинки. Отец — рыбак, а дети в воду смотрят. Отсеки собаке хвост — не будет овца. Мне продолжать?
— Ты это слышишь, Марьяна? Твой сын в конец потерял совесть! — брюзжит он слюной.
— Нельзя потерять то, чего не имеешь, — говорю ему напоследок.
— Вот знаешь, чего не пойму? — стреляет в меня недовольно глазами. — Почему нам, женщинам, нравятся вот такие бездушные сволочи, как ты? Внешность привлекает окей. Но все же…
— О Пушкине, надеюсь, слышала? — поворачиваюсь я к ней. Милая, однако, у нас выдается беседа сегодня.
— Естественно! — гневается тут же. — В школе проходили. Я НЕ ТУПАЯ, ЯН!
Я бы поспорил.
— Так вот ему как раз принадлежат следующие слова, отражающие, как мне кажется, ответ на твой вопрос.
— И? — в нетерпении ерзает на сиденье.
— «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. И тем ее вернее губим средь обольстительных сетей».
— Ооо, прекрасно, ни черта не поняла, что Александр Александрович хотел всем этим сказать! — язвит, закатывая глаза.
Александр Александрович. Безнадега точка ру. Таким, как она, вообще надо запретить рот открывать. Только если для более подходящих целей.
— Все покупается и продается, и жизнь откровенно над нами смеется. Мы негодуем, возмущаемся, но продаемся и покупаемся, — не могу не прокомментировать я.
— Че? — доставая из кошелька купюры, хмурится она.
— Не че, а кто. Омар Хайям Нишапури.
— Певец, что ли? — убирает деньги в дешевую сумку-подделку. Хочет быть частью того, чем никогда не станет. В силу своего слабоумия.
— Персидский философ, математик, астроном и поэт.
— Пливет, я — гомик, — дергает меня за куртку еще один мелкий, на котором я замечаю весьма странный наряд.
— Гномик, Алеша! — густо краснея, одергивает его сестра, если судить по возрасту.
— Зачем ты так с ней? — качаю головой, когда дверь за нами закрывается.
— Бесят такие пустоголовые потому что, — смеется он. — Там же одна веревочка только внутри, и та — уши держит.
Да, Илюха — он такой. Прямой. Как железная дорога.
— Посмотри-ка на меня внимательно.
— М?
— Я буду любить тебя за всех: и за себя, и за маму, и за папу, и за троюродного дедушку. Слышишь? — сжимая тоненькие пальчики в своей ладони, на полном серьезе обещаю я ей…
... в эту самую секунду, я испытываю самое страшное чувство на свете — страх. Липкий, всепоглощающий, пронизывающий острыми иглами вмиг одеревеневшее тело.
Ублюдок — это пожизненная характеристика.
Мириться поцелуями — это что-то новое, но могу сказать точно: метод довольно приятный и невероятно действенный.
«Кто сказал, что время лечит — тот не знал большого горя…
Не заживают раны в сердце, ты просто привыкаешь к боли».
Омар Хайям
Плачущие женщины — это, прямо скажем, кошмар для мужика.