— Опасный и тяжелый труд — это как бой. Кто обвинит в слабости воина, готового к бою?
«Если у тебя есть силы на сомнения, страх и вопросы, значит, их хватит хотя бы на один шаг. Сделай его. А потом еще один. И еще — пока не дойдешь или не упадешь замертво. Если ты заберешь всю силу у страха и сомнений, ее как раз хватит на любой путь»
... самый щедрый прилив не вечен, но море не знает и вечных отливов.
— Недостойно радоваться чужой беде. А иногда еще и глупо.
«Нет стыда в слабости. Слабость — шаг на пути к силе, ступень, которую не миновать, ибо нет сильных изначально. Слабость не отменяет справедливости, не мешает милосердию, не отрицает разума. Слабость — не оправдание, но и не вина. Делай то, что можешь по силе своей, и она сохранится. Делай больше хоть на волос — и сила твоя умножится».
Что дается не от сердца, то его и не радует.
Но грань между отвагой и безрассудством тонка, а трусость не равна благоразумию.
Любовь к тебе нельзя добыть силой или выиграть — только вырастить в себе, через боль.
Умение посмеяться над собой - редчайшее качество и оттого особенно драгоценное!
Если мужчина — действительно мужчина, а не гулящий пес, то решает у него та голова, что на плечах. А для бунтующего тела есть ледяная вода, тренировки с новобранцами, бег в полной выкладке и работа до одури. Каждый день, с утра до вечера.
...война — не женское дело. Не потому, что женщины недостойны, а потому что их дело — дарить жизнь, а не отнимать.
Женщина — земля, она принимает, что в нее посеяли. Добрая земля вырастит колос крепким, худая — тощим, но, если посеян ячмень, пшенички не жди.
Любые раны заживают, если не умереть от них сразу. болят на непогоду, тянут, сковывают тело, но рубцуются.
Нельзя все время идти навстречу тому, кто этого ждет, оставаясь на месте.
Подснежникам не нужны клумбы перед королевским дворцом или золотые цветочные горшки, им достаточно чистой земли, воды и немного тепла.
Как говорят на Севере: «Женщина без мужчины — заброшенный родник, мужчина без женщины — дикий зверь».
А ведь быть целителем гораздо страшнее, чем боевым магом, — подумалось ей. — В бою самое ужасное — подвести своих. Ну и еще в плен попадать не стоит. Но там об этом не думаешь. А целитель должен смотреть в глаза обреченных и лгать, что все хорошо. Убедительно лгать!
Он как-то заявил, что нельзя садиться на чужое ложе, иначе можно нарушить спокойный сон его хозяина. А коли там предавались любовным утехам, да еще не просто из желания утолить страсть, а передавая чувства, то так и вовсе можно разрушить чужие отношения.
Пусть тот, кто не желает видеть представление, уйдет сейчас. Пусть тот, кто желает, смотрит почтительно и благодарно.
Здесь даже пахло иначе: вместо печного дыма, гари из портовых труб и непреходящей вони уличных канав — дурманной липовой сладостью, шлейфом женских духов и мужской ароматной воды, сигарами, ванилью и чем-то еще, что Маред могла только вдыхать, не зная, как назвать. Запах роскоши, свободы, удовольствия…
— Самая страшная категория женщин — глупо ведущие себя умницы.
Кофе, кофе, кофе… Не то третья, не то четвертая чашка за вечер. Но не пятая: после пятой начинает ломить виски, а сейчас голова не болит, разве что во рту поселился противный железистый привкус. Вода в Западном районе плохая, никаким кофе не перебить, тем более дешевым.
А от овсянки еще никто не умер, даже если есть ее не только на завтрак, но и на ужин
Ночь в Старом городе отличалась от ночи в Западном районе, как сказочная принцесса от своей потерянной в детстве сестры-нищенки.
Когда-то учитель хороших манер объяснил Алексу отличие респектабельного заведения от изысканного. В респектабельном месте не окажется плохо одетого человека, там сумеют дать понять, что не рады его видеть. Но в месте действительно изысканном ни к одному гостю не проявят неуважения, как бы он ни выглядел.