Сколько еще отговорок ты придумаешь, о ленивейший из друзей, раб чужих дел и стремлений?
— Знаете, чем отличается хороший начальник от действительно хорошего? Хороший требует от работника всего, что тот может сделать. А действительно хороший не требует невозможного.
Если тебе золотят рога и кормят сухариками - присмотрись: в другой руке может быть нож. И нужно быть бараном, чтобы не подумать об этом вовремя
— И вовсе я не замерзла, — сказала она драугу, вставшему рядом у фальшборта. — Тепло уже.
— То-то я гляжу, вся синяя, — поддакнул ярл. — Это такой загар, наверное, северный?
– Спасибо, друг, – повторила она, сжимая в ладони полновесную золотую крону – настоящее сокровище для нищего сироты – и еще раз кланяясь в сторону закрывшейся калитки самым почтительным поклоном – как наставнику или великому благодетелю. – Я бы сказала, что у тебя истинно королевское сердце, но для знакомых мне королей и принцев сравнение с тобой – слишком большая честь.
Пальцы, которыми она стиснула плащ, запахивая его на груди, никак не хотели разжиматься, словно это могло что-то изменить.— Оставьте, прошу, — улыбнулся ярл. — Раз уж я не могу подарить вам настоящий фейел, чтоб вы никогда не замерзли, мне приятно знать, что хоть мой плащ вас греет. И если вдруг передумаете… В наших балладах поется о женщинах, которые изменили судьбу, сбежав к выбранному мужчине в одной рубашке и с погоней за плечами. Помните, что у меня всегда хватит плащей, чтобы вас согреть, и клинков, чтобы защитить.
И уже не думал о возможной неудаче, потому что опозориться по-настоящему мужчина в постели может только одним — отпустить свою женщину недовольной.
Сталь не бывает блеклой. Она просто не удостаивает быть яркой — ее ценность в другом.
Но справедливость — это и есть выбор… Ее нет, но мы выбираем ее и создаем сами. И она есть, пока у нас хватает на это сил…
Родственников по крови не выбирают, названное родство — другое дело. Его жена сделала такой выбор, значит, и Эйнару придется принять его. Притом, из двоих побратимов леди Ревенгар рядом с ней он и сам предпочитал видеть этого.
Неизвестность собственной судьбы — великое благо. Только люди живут так, словно они вечны. Ссорятся, не думая, что помириться могут и не успеть. Теряют драгоценные минуты, не говорят самые важные слова... иногда хватает нескольких минут, чтобы понять такие вещи. Обычно это страшные минуты. Или даже последние...
Справедливости нет, — ясно и ровно вымолвила Волчица, и каждое ее слово падало на плечи Ло, сильнее пригибая к земле страшной тяжестью. — Нет справедливости, кроме смерти, что приходит за всеми. Болезнь так же справедлива, как холод, голод или зубы хищника. Она убивает тех, кому суждено умереть.
Предлагаю самую выгодную сделку в вашей жизни, сержант. Мне дадут чашку шамьета, а я никого не убью.
Нельзя воевать с соседями, с которыми гораздо выгоднее дружить.
Прощай, дерзкое дитя. И помни, справедливости нет. Есть только сила, что на время отодвигает смерть, и выбор, который каждый делает сам.— Благодарю, Госпожа, — прошептала Ло, чувствуя, как мир кружится беспросветно густой метелью. — Но справедливость — это и есть выбор… Ее нет, но мы выбираем ее и создаем сами. И она есть, пока у нас хватает на это сил…
вы пару раз едва не умерли за нее. Так попробуйте ради нее жить.
Но справедливость — это и есть выбор…
Ее нет, но мы выбираем ее и создаем сами. И она есть, пока у нас хватает на это сил…
Я училась прилежно, я жила честно. И я все еще способна и вправе умереть доблестно.
И не порог разделяет их, а невидимая черта обреченности, переступить которую он мог бы, но не станет, потому что каждому — своя ноша.
Не ее это счастье, не ее судьба. Никакая страсть не стоит потери уважения к себе, а именно это было бы ценой сделанной подлости.
Неизвестность собственной судьбы — великое благо. Только люди живут так, словно они вечны. Ссорятся, не думая, что помириться могут и не успеть. Теряют драгоценные минуты, не говорят самые важные слова…
Если тебе нужно что-то от бога, бери и делай это сам. А бог, если сочтет нужным, присоединится.
Осколки? — с тяжелым холодным упорством подумала она. — Пусть осколки. Клянусь, я буду снова и снова собирать из них свою жизнь. Хоть тысячу раз, если понадобится!
Леди не торгуются? Да что вы понимаете в истинных леди!
— У меня дома говорят, — тем же ровным вежливым тоном отозвалась ворожея, — что хвалиться своим родом на чужбине — бросать слова на ветер. Скажу так: мой род в землях, где я жила, стоит достаточно высоко, чтоб от этого были сплошные хлопоты.