Как же теперь домой отсюда выбраться? Стоп. Домой - это куда? Родная страна - Россия... да, Россия. Тургенев, Толстой, Гоголь. Чехов. Теория относительности Эйнштейна, главная последовательность звезд, закон гравитации, а квадрат плюс бэ квадрат... свадьба. Всплески задорной музыки, белое платье... Чайковский, Рахманинов... марш Турецкого, венгерский вальс, Ванесса Мэй. Урсула ле Гуин и 'Аватар', полет Юрия Гагарина и МКС, термоядерная бомба и академик Сахаров. Непонятная перестройка непонятно чего.
– Если бы наши души всегда и везде соглашались с доводами нашего же разума, – вздохнул Снежин, - мы перестали бы называться людьми.
Счастье выскакивает на встречу неожиданно - только успевай ловить
Жизнь - это, в общем, и есть череда проблемм, но главное к ним относиться правильно, не страдать, а решать смело и с открытым сердцем.
Когда любишь, доверяешь. Надо верить своему партнеру, иначе что же это за любовь — в подозрениях, в обвинениях, в черт знает чем, кроме той изначальной истины, какой и должна быть настоящая любовь на самом деле.
Нет тюрьмы прочнее собственных убеждений. Нет оков сильнее иллюзии собственной свободы.
— Кстати, доктор Элинипи, давно хочу спросить. Почему «пипидастр» — слово мужского рода, а производное от него «пипа» — женского?
— Это все из-за окончаний, профессор, — говорю. — В слове «пипидастр» окончание мужского рода, а в производном от него слове «пипа» — женского.
— Но сам предмет ведь не меняет своих свойств! Если он — изначально мужчина, тогда и говорить следует «пип» вместо «пипа», не так ли?
— А «пип» не звучит, — авторитетно поясняю я. — Ну, что, пойдемте на следующий цикл?
— Люди, — вздыхает профессор. — «Пипидастр» — мужчина, «пипа» — женщина, потому что мужчина, видите ли, не звучит, а предмет один и тот же. Где логика? Нет ее! Ни в языке, ни в самой сути вашей. Люди!
Если рожать приходится женщине, то и выбирать отцов своим детям тоже должна женщина.
— Ишь, запал-то как тебе в душу, червие поганое, — ворчала Ливсоно. — Брось, забудь даже думать. Не стоит он тебя, как есть не стоит. И откуда только свалился на наши головы!
— Он сказал, что слишком старый для меня, — мрачно сказала Насти.
— Так, маленькая моя, так.
— Что не хочет жизнь мне ломать…
— Уже сломал, подлец окаянный.
— Что он — убийца…
— Да, убийца, как есть убийца, злодей поганый
— Он самый красивый, самый лучший, самый…
— Красивый, да, — Ливсоно поспешно прикусила язык, сообразив, что ляпнула что-то не то.
— Ну-ка, ещё ложечку, — приговаривала Ливсоно. — За маму. И ещё одну. За папу. И ещё — за второго папу. И за третьего…
Минус двадцать шесть. Ане уже знала, что это такое. Это когда надеваешь термобельё, потом блузку с кальсонами, потом толстый свитер, вязаные шерстяные брюки, затем куртку, больше всего похожую на скафандр высшей защиты, и такие же штаны, и тебе всё равно холодно!
— Архитектура — это летопись цивилизации, и не случайно победители инстинктивно стараются разрушить как можно больше памятников и значимых строений побеждённых. Историю можно переписать, детей покорённого народа можно перевоспитать на свой лад, но камень — камень врать не заставишь. Его можно только уничтожить.
Фанатикам уши без пользы.
Не могут носители разума существовать спокойно без того, чтобы не передраться насмерть, выясняя, кто круче и кому первому достанется вон та морковка.
Как говорится, внутренние тараканы у каждого строго свои…
Стало любопытно, с чего бы такое отношение к Типаэску. В Федерации люди не шарахались от представителей других рас, следовательно, дело заключалось в том, что гентбарец сейчас ест. Насекомое, значит, наверное, каких-нибудь червяков. В живом виде. Ане не подозревала, насколько она близка к истине, но увидеть десерт по — гентбарски ей не удалось.
Типаэск быстро накрыл ладонями тарелку:
— Отвернитесь, Анна Жанновна, — попросил извиняющимся тоном. — Людей, особенно гражданских, от одного только вида этого жестоко тошнит.
«Он полагает, что хирурга с девятилетним стажем может стошнить от чего-то там», — подумала Ане. — «Ну-ну…».
— Сат, — доктор Хименес гневно выпрямилась на своём диванчике, — вон там, в углу, валяется чья-то совесть. Будь другом, подбери. Пригодится.
— Да зачем, — вполне по-человечески пожал тот плечами. — Нам совесть по уставу не положена.
— Чудес не бывает, — мягко выговорила целительница и добавила: — Кроме тех, что создаём мы сами.
Под черепной коробкой родителя собралось стадо упёртых баранов с харитоновских склонов. Ане всерьёз опасалась, что если, — не дай Бог! — придётся оперировать, то вместо извилин сканер покажет именно этих животных с рогами, крепким лбом и полным отсутствием интеллекта.
Знал бы прославленный планетолог, до чего докатятся неблагодарные потомки, плюнул бы, спрыгнул бы с постамента и убрёл бы в степь от расстройства при виде человеческой глупости, против которой, как известно, даже боги бороться бессильны…
– Никогда не понимала, какое насекомое кусает гражданских, – честно призналась я. – Свободу им подавай… ещё что– то такое же, сферическое в вакууме. Как будто они несвободны до того были. Живут себе припеваючи, на кислородной планете, кругом цветы и порядок, а потом р– раз – и устраивают себе хаос, разруху и говнище. Которое приходится потом разгребать нам. Самое интересное, промышленные миры не бунтуют. Они вкалывают, им некогда.
Жаров пожал плечами:
– Избыток ресурсов, за которые не надо бороться. Слишком лёгкие условия жизни, отсутствие общей цели… Как следствие, служба безопасности ни к чёрту, а враги не дремлют.
– Бабы в десанте. Всех бы вас собрать, и – в транспортник, в тыл! Рожать, детей растить, цветы сажать... – он пристукнул кулачищем себя по бедру и добавил свирепо: – Крестиком вышивать!
Я смотрела на себя в виртуальных зеркалах и понимала, что... Что это безумно красиво и всё такое. Но не моё. Слишком узко. Юбка, жакет. Туфли эти, несуразные. Понимаю – мода, но... Ногой зубы не выбьешь, если вдруг что. Хотя каблук тонкий и длинный, если вогнать в глаз, то достанет до мозга не хуже стилета
– Стоять!
Оборачиваюсь. Медленно, аккуратно так оборачиваюсь, всем телом, как учили. Она же сама и учила. И вижу отличную картинку. Зубы оскалены, морда каменная, кудряшки едва ли не дыбом, в глазах – дула. Узнаю родного командира. Вот теперь – узнаю!
можно подать руку оступившемуся на горной тропе и помочь ему подняться на ноги, но взваливать захребетника себе на горб и тащить на вершину всю дорогу — преступление. И лучшей помощью из всех возможных вариантов бывает иногда пинок под зад.